В Заболотье светает

Когда-то были у нас по деревням корчмы. Как чирей на мужицком теле, сидела такая корчма и в Заболотье, тянула из хат последние соки. Мать рассказывает, что бывало так: выйдет какой-нибудь дядька Томаш или Якуб поутру сенца подкинуть корове, и, глядишь, нет его, не идет назад... Тетка забеспокоится, иной раз не станет ждать, пока печь протопится, - бежит в корчму искать хозяина. Так и знай, что он там. Сидит и тянет разведенную водой сивуху, закусывает лежалой таранью. Дядька, понятно, не один, в компании. Заложили изрядно, уже и до песен дошло. Если же какая-нибудь тетка спохватится слишком поздно, мужики успевают и поссориться, а то и за грудки схватиться. Чаще же всего бывало, что и тетке наливали в чарочку, и тетка сдавалась.

В праздники корчма была всегда полна. Корчмарь только и успевал записывать, кто сколько берет в долг. А деревня пила. Пила с горя. Пила с радости... Да какая там могла быть радость на хлебе с мякиной!..

Уже на памяти таких, как я, корчмы по деревням совсем перевелись. Заболотинцы собирались у Ячного. Главным образом мужчины, хозяева, потому что у молодежи было свое прибежище. Ячный, так сказать, жил всегда на людях. Редкий случай, чтоб в хате у него не было кого-нибудь постороннего: картошки или хлеба куска не съешь, чтобы люди не видели, слова жене или сыну не скажешь, чтобы кто-нибудь не слышал.

С сентября тридцать девятого года в деревне появился красный уголок, потом, после войны, клуб, но мужчины постарше по-прежнему ходили к Ячному. "В малой хате теплей, - говорили они, - а клуб, он больше для молодежи подходит".

Привычка у стариков осталась прежняя, но беседы в их "клубе" пошли, понятно, новые.

Надев свои очки, Ячный читал вслух "статейки" из газет, а потом присутствующие долго и обстоятельно, как кровное дело, обсуждали все: строительство заводов, городов, дорог; рост колхозов в нашей "Западной" и там, на востоке, где они существуют уже давно. Обсуждалось также и международное положение: какого черта, например, надо Трумэну и всей его своре, что они угрожают людям новой войной? Часто Ячный читал какую-нибудь книгу, тоже вслух, так как про себя читать ему все равно не дали бы.

После того как сгорел клуб, заседания правления тоже проходили у Ячного. Людно бывало в такие вечера. Мужчин набивалась полная хата.

Тем больший интерес вызвал тот вечер, когда мы с Кастусем приехали из района.

Так же как и мы, Кастусь не мог дождаться весны: не терпелось ему приступить к строительству колхозного двора. Начало было положено, и, надо сказать, начало неплохое: больше ста кубометров леса лежало на пригорке, за деревней.

- Да... Заболотье, - говорил Кастусь, склонившись над проектом плана колхозного двора. - Надо сказать, что название нашей деревни дано довольно точно. Я за это время облазил весь район, каждую тропку исходил, и всюду, товарищи, одна песня: чуть не каждую нашу деревню можно было бы назвать или Заболотьем, или Песчанкой. Паны всегда захватывали себе лучшие земли, всегда оттесняли нашего брата на пески и болота. Глядишь, то поле твое боронит ветер, как в Песчаной Слободе, то, как у нас, копну сена - не сено, а слезы, одна осока - приходится вывозить из болота на лыжах...

Григорий Комлюк, недавно назначенный конюхом, мужичонка в кожухе с приставшими к воротнику колосками, зашевелился.

- Конечно, - сказал он, - все это самая чистая правда. Коровы наши теперь ходят по траве, как по морю. А когда-то тонули в грязи. Есть, бедняга, хочет, залезет в болото да там и увязнет. Каждый денечек вытаскивали скотину из топи.

- Несешь иной раз сено с болота, - заговорил Шарейка, - вода с копны так и течет по спине... Хо-лод-нень-кая!..

- Ну ладно, ладно, - прервал его Гаврусь Коляда, не охотник до длинных разговоров. - Говори, Костя, ты.

Я смотрю на Кастуся, и мне вспоминается один наш разговор о родниках. "Малевич пустил родник на болото, - рассказывал Кастусь, - пруд выкопал, карпов разводит. А раньше как было?! Раньше у нас воевали с родниками: заваливали их сухим пыреем, камнями, под землю загоняли, чтобы поле было побольше. А мы их выпустим на волю, пускай бегут, пускай работают на нас!.."

- Кое-кто скажет или, может, подумает, - говорит Кастусь, - что дело это, по заведенному порядку, надо бы начинать попозже: "Никто, мол, зимой не строится..." А мы начнем понемногу теперь же: не терпится, слишком уж долго ждали и мы и наши отцы! Чего мне тут с вами бродить по полям да выбирать: все мы знаем, что лучшего места под наш колхозный двор, чем Первая Круглица, днем с огнем не найти.

Первая Круглица - большой участок некогда панского поля, подходивший краем к самому Заболотью. Именно этим "клочком" земли - клочок гектаров в триста! - пан Борковский и прижимал нашу деревню к болоту.

- Правильно, Костя, - снова не выдержал Комлюк. - Тут мы теперь будем строиться.