В заповедной глуши

Шеллинг отполз в сторону. Ему вдруг показалось, что он очень громко дышит. Так громко, что в лесу отзывается эхо. Как будто время вернулось на десять лет назад, в Боснию, и он, лейтенантик "зелёных беретов", опять пробирался один по сербским тылам оттуда, где осталась лежать вся группа, и его корчило и комкало страхом…Потом сказали, что он там не был. Там вообще не было никого из американцев. Там не было никакой войны. Там была миротворческая операция. А за них не дают денег и наград, особенно если операция провалена. Дают только яму в земле. Только яму с червями. В чужой земле. Как он боялся тогда. Какой это был страх… Как сейчас…

Тот лётчик, которого они тогда должны были спасти, лётчик со сбитого F-16 — он тоже никогда не воевал в Боснии, его никто не сбивал. Шеллинг потом часто думал: а дали или нет семье лётчика хотя бы пенсию? Как семье погибшего — или списали всё на несчастный случай? Они ведь нашли его. Голый и окровавленный, он был посажен на несколько виноградных кольев сразу. Какие-то умники додумались снабжать пилотов при вылетах золотыми монетами и запиской на сербском с просьбой помочь. Монеты были разбросаны кругом и втоптаны в землю — с осатанением, яростно. А записка воткнута в оскаленный рот пилота… Там их и накрыли сербы — сигнал маячка был ловушкой, конечно же…

Господи, почему так страшно?! Шеллинг огляделся и стал отползать к кустам. Хоть бы выстрелил или выругался… Ещё секунда — чувствовал капитан — и он сам закричит, вскочит, сделает какую-нибудь глупость…

Почему-то вспомнился дед. Старый и ворчливый, он живёт в хижине в горах Аризоны и охотится. Сколько ему предлагали переехать, обещали оплатить лучший дом престарелых… Но упрямый старик только кряхтит и машет рукой. Он наезжал с гостинцами и охотно принимал внука летом, не требуя платы. Как там было хорошо. Как здорово было просыпаться по утрам на сеновале и видеть в дверь встающее солнце, слышать лай собак и ворчание деда… Он кричал на отца, когда узнал, что тот разрешает Шеллингу поступить в кадетское училище. Шеллинг тогда не понимал, почему? Отец был военным. Примером для сына. И сам дед — разве он не получил целую кучу медалей за бои 44–45 годов? Но он кричал на сына — отца Шеллинга — и говорил вещи, которых сам Шеллинг не понимал. Что война войне рознь и что Америка Америке рознь, и что он сражался не за ту Америку, что есть сейчас… Старик выжил из ума, что тут думать…

А со следующего лета Шеллинг собирался отправлять к нему уже своего сына… Господи боже, как же теперь Мэри и Джонни?!Что им скажут? Отец… мать… а как же они?!

Дед. Вот что. Они охотились. Дед рассказывал. Тогда рассказывал… Шварцвальд. Германия. И был эсэсовский снайпер. И дед…

Да. Стоп. Он будет жить. Он вернётся. И не просто вернётся.

Он — победит…