В зареве пожара

Ремнев разделся и присел к столу. Глаза его с грустью и ожиданием остановились на лице жены.

– Ты нисколько не изменилась, Олли, за эти три года. Такая же молодая, свежая и… хорошенькая!

– Будто бы? – кокетливо улыбнулась Ольга Михайловна.

– Как честный человек! – с жаром подтвердил Ремнев. – Ты одна из тех счастливых женщин, над которыми время не имеет власти.

Говорил он совершенно искренне, и это было вполне понятно, принимая во внимание его горячую любовь к жене.

Всякий другой на месте Ремнева, несомненно, нашёл бы на лице Ольги Михайловны следы пережитых лет. Лёгкие морщинки около глаз, скорбные складки рта, дряхлость напудренных щёк – всё это не ускользнуло бы от внимания постороннего наблюдателя.

Но любовь слепа, и Ремнев не видел ничего этого.

В общем, и сейчас, несмотря на свои тридцать лет, Ольга Михайловна могла быть названа красивой женщиной. Особенно хороши были у неё глаза: тёмно-серые, лучистые, оттенённые длинными ресницами.

– Пей же чай! Ты, вероятно, промёрз по дороге. Костюм у тебя совсем не по сезону… Здесь в номере тоже холодно.

– …Пустяки… Я привык.

– Какая у тебя ужасная квартира, серая, тёмная. Как ты можешь жить в такой норе? Должно быть, твои материальные дела совсем плохи?

– Как и всегда, – добродушно улыбнулся Ремнев. – Хотя, собственно говоря, я имею урок, хороший урок. Пятнадцать рублей в месяц…

– И это весь твой бюджет?

– Нет, отчего же, – смутился он. – Я работаю в местной газете, кое-что перевожу. Вообще жить можно… Разумеется, я мог бы зарабатывать и больше, но ведь ты знаешь, Олли, потребности мои очень ограничены и кроме того…

Ремнев запнулся и смущённо побарабанил ложечкой по стакану.

– Кроме того, что ещё? – пытливо посмотрела на мужа Ольга Михайловна.

– У меня мало времен, я занят.

– Работаешь в комитете? – понизила голос Ольга Михайловна.

Ремнев утвердительно кивнул головой.

– Впрочем, всё это пустяки, как-нибудь устроимся!

Ремнев поднял глаза и тихо спросил:

– Разве ты, Олли, решила… жить вместе со мной?

– Разумеется… Как же иначе? Нужно будет подыскать квартирку поудобнее. У меня есть немного денег – рублей полтораста. На первое время хватит. Там найду какую-нибудь работу. Мне собственно хочется поступить в университет, хотя бы вольнослушательницей. Как ты думаешь, удастся это?

– По всей вероятности. Это я разузнаю, справлюсь! – обрадовано подхватил Ремнев.

– Ты знаешь, я узнала твой адрес совершенно случайно, в Петербурге.

– Получила ли ты моё последнее письмо! Я адресовал его в Лозанну. По всей вероятности не дошло…

– Последний год я почти безвыездно жила в Женеве. Там в русской колонии есть кое-кто из твоих старых знакомых… Грибский, например. Он знает тебя ещё с Москвы.

Ремнев оживился.

– Помню, помню… Славный парнюга! Вероятно, постарел?

…В таких разговорах время прошло незаметно.

В два часа Ремнев поднялся и с сожалением заметил:

– Мне нужно идти. Через час ко мне должен зайти один человек. Важное дело.

– Вечером ты будешь свободен?

– Нет, Олли, сегодня вечером в железнодорожном клубе устраивается банкет. Я имею маленькое поручение. Если хочешь, я зайду за тобой. Познакомишься с нашей публикой. Комитет хочет предложить свою резолюцию. Зайти?

– Зайди, я буду ждать.

Они расстались…

Глава VIII У комитетчика

Ремнев вышел из номеров в самом хорошем настроении духа. Намерение Ольги Михайловны жить с ним вместе очень обрадовало его.

Будущее рисовалось Ремневу в розовом свете.

– Ну, теперь у нас пойдёт всё хорошо, – думал он, бодро шагая по тротуару.

Несомненно, Олли сама тяготится одиночеством. Жизнь резко изменила её характер… Теперь, брат, Алексей Петрович, нужно будет поэнергичнее взяться за дело. Теперь ты не один: семья приехала…

Вернулся он домой как раз вовремя. Едва успел раздеться и закурить папиросу, как в дверь постучали.

Это был Мейчик. В руках он держал большую корзину, прикрытую холщовым мешком.

Они поздоровались.

– Принёс… Две тысячи экземпляров.

Мейчик выложил на кровать несколько пачек свежеоттиснутых листков, от которых ещё пахло типографской краской. Вид у Мейчика был утомлённый, как у человека, не спавшего всю ночь. Он присел на стул и глубоко вздохнул.

– Фу! Устал. Чертовски далеко вы живёте, Ремнев. Дорога скверная, всюду сугробы снега.

– Скоро, по всей вероятности, я переменю квартиру, – рассеяно отозвался Алексей Петрович, раскладывая принесённые листки по карманам пальто и тужурки.

– Ну, я пойду… Купили лекарство?..

– Забыл… Сегодня с утра я ходил по личному делу, и это поручение совершенно вылетело у меня из головы. Уж извините, товарищ! Случай такой вышел!

– А что такое, если не секрет?

– Нет, отчего же… Семья ко мне приехала: жена и ребёнок.

– Ах, вот как! Теперь я понимаю Вашу рассеянность.

– Сегодня же забегу в аптеку, отдам рецепт, а завтра занесу Вам лекарство.

– Дайте спички, товарищ, выкурю папироску. Боюсь, что нашему Инженеру никакое лекарство не поможет.

– Совсем плох?

– Ночью бредил… Температура отчаянная. Тает, как свеча. Не забудьте же сказать комитетским, чтобы прислали кого-нибудь ему на смену.