В зареве пожара

Около подъезда клуба сиротливо горела одна электрическая лампочка. Несколько окон верхнего этажа были слабо освещены изнутри. Остальная же часть здания была погружена во мрак.

Ни извозчиков, ни наряда полиции около подъезда не замечалось. По тёмным тротуарам жались кучки прохожих. Слышались отрывочные восклицания, шутки и смех.

…В полуосвещённом вестибюле, куда Ремнев ввёл свою жену, около вешалок волновалась кучка публики.

Клубский швейцар, молодой расторопный парень с бравой солдатской выправкой, в домашнем пиджаке и войлочных туфлях, горячо убеждал в чём-то группу окружавшей его молодёжи.

Ремнев встретил знакомого студента.

– В чём дело, товарищ? О чём это спорят?

Студент, высокий сухощавый грузин, со смуглым горбоносым лицом, сердито махнул рукой.

– Да помилуйте, чёрт знает, какое безобразие! Некому сдать на хранение платье.

Швейцар говорит, что он не имеет на этот предмет никаких указаний от администрации клуба.

– Позвольте, как же это так? – недоумевающе воскликнул Ремнев.

– Разве совет старшин не отдал никаких приказаний? Возмутительная халатность!

– Господа! – крикнул кто-то молодым звонким и нетерпеливым голосом, – нужно потребовать объяснения от дежурного старшины.

– Да, да… Верно! Попросите дежурного по клубу.

Швейцар воспользовался минутной паузой и возвысил голос.

– Дежурный старшина ещё не пришли… Извольте обождать… Да не раздевайтесь, господа студенты! Нешто я один за всеми усмотрю. Опять же номерки перепутаете… Эх!

– Однако, что же мы будем толкаться здесь, в прихожей? Гайда, ребята, наверх!

– Ничего, польт можно не снимать!

Одинокий протестующий голос швейцара потонул в общем оживлённом шуме, в гаме перекрёстных фраз.

Толпа всё увеличивалась.

Двери то и дело хлопали, впуская новых посетителей. В полутёмный холодный вестибюль врывался свежий уличный воздух.

По полу расплывались лужицы от принесённого на галошах снега.

Среди посетителей преобладала учащаяся молодёжь. Несколько человек отправились на разведку в верхний этаж.

Они спотыкались на тёмной лестнице и чиркали спичками.

– Пустите электричество, товарищи! – кричали им снизу.

– Сейчас, где у них тут выключатель?

Кто-то повернул кнопку. Волна электрического света залила вестибюль и лестницу. Молодёжь радостно зааплодировала.

– Браво… Раздевайтесь, господа, сами! Пусть каждый берёт себе соответствующий номер… Соблюдайте очередь, товарищи!

Ремнев отвёл жену в уголок от вешалок. Там они сели на подоконник.

Ольга Михайловна с нервным беспокойством следила за происходившим.

– Боже мой, какие ещё у вас дикие нравы! Какая бестолочь, некультурность… Назначается грандиозное общественное собрание, люди приходят в определённое время, а распорядители банкета отсутствуют… Да это просто какая-то нелепая комедия!

Ремнев осторожно высвободил из муфты руку жены и тихо пожал маленькие, обтянутые лайкой пальчики.

– Ах, Олли! – грустно улыбнулся он, – ты совсем отвыкла от русской действительности. Ведь это же первый опыт, первые неуверенные начинания… Посмотри на молодёжь, на эти радостные, бодрые лица. Ведь все они пришли сюда как на праздник. Ведь их точно волной подмывает!

– Хорош праздник, – с плохо скрываемым раздражением возразила Ольга Михайловна. – Что же мы будем здесь делать? Может быть, ещё банкет не состоится?

– О, нет, я не допускаю этой мысли. Странно только, почему замешкались распорядители… А вот как раз один из них – лёгок на помине. Смотри, Олли, этот толстый блондин в пальто с бобровым воротником, присяжный поверенный Олсуфьев. Один из организаторов вечера. Теперь дело выяснится.

Господин, на которого указал Ремнев, явился не один, а в сопровождении дежурного старшины. Круглый и плотный, как шар, с быстрой, слегка подпрыгивающей походкой, тщательно выбритый и торжественно самодовольный, распорядитель энергично принялся водворять порядок.

Откуда-то из тёмных углов появились заспанные унтера и заняли свои позиции около вешалок.

На верхней площадке лестницы образовался контроль. Устроителями банкета было выпущено определённое количество билетов на право входа в клуб.

Билеты эти были заблаговременно распространены в городе, по преимуществу среди интеллигенции и учащихся.

Оказалось, что билетов этих было недостаточно. Желающих попасть на банкет явилось гораздо больше, чем это предполагали устроители.

Опять начались препирательства. Послышались негодующие возгласы.

Адвокат-распорядитель метался из стороны в сторону.

– Господа! войдите же в наше положение, – убеждал он наиболее рьяных. – Мы дали обязательство, что число участников банкета не будет превышать известной цифры… Нужно, наконец, принять в расчёт размеры помещения. Поверьте, что лично я ничего не могу сделать.

Но урезонить публику было не так-то легко. Из задних рядов уже раздавались насмешки и чуть ли не брань по адресу учредителей.

Толпа волновалась.

Наконец студенты, стоявшие на контроле, измученные, выбившиеся из сил, были смяты напором публики и оттеснены в сторону.

…Пронёсся и оборвался сдавленный женский крик.

…С глухим шипением лопнула электрическая лампочка.