В зареве пожара

Фантазия народных масс бывает неистощима в тех случаях, когда дело касается событий, выходящих из рамок обыденной действительности.

Стоустая молва гуляла по городу.

Трудно было сказать, каким образом случилось, что слухи о демонстрации распространились с такой быстротой. Но факт был налицо. Везде говорили о предположенном выступлении.

Жители заречной слободы с лёгкой руки какого-то лавочника Луки Ивановича клятвенно уверяли друг друга, что завтра «студенты и жиды зажгут город с четырёх сторон».

Таинственным полушепотом о бомбах, будто бы спрятанных под папертью собора. Много было вздорного и глубоко невежественного в этих толках…

Часов в восемь утра Ремнев зашёл к Лорду.

Последний стоял в столовой и, торопливо прожёвывая бутерброд с сыром, спросил:

– Готовы листовки?

– Я принёс с собой полторы тысячи экземпляров. Остальное оттиснут к утру.

– Великолепно… Не хочешь ли закусить, Алексей?

– Спасибо, я сыт.

– Может быть, выпьешь рюмку коньяку? На улице очень холодно.

– Коньяку, пожалуй, выпью, давай.

– Хороший, брат, коньяк – мартелевский. Как огонь по жилам разольётся, – авторитетным тоном заявил Лорд, наполняя рюмки.

Они выпили.

– Садись пока. Кури, – обратился к товарищу Лорд. – Сегодня мне не удалось пообедать, – пояснил он, отрезая ломтик ветчины. – Весь день был занят. Ни минутки свободной не было. Нужно подкрепить силы.

– Хорошо. Я подожду.

– Что слышно в городе?

Алексей Петрович пожал плечами. В его добрых близоруких глазах мелькнули искорки невольного раздражения.

– Лучше и не спрашивай. Говорить тошно.

– Фантазирует публика?

– Даже чересчур.

Лорд рассеянным жестом правил манжеты.

– Скверно. Можно с уверенностью сказать, что завтра мы потерпим фиаско. Лично моё мнение такое: следовало бы отложить всю эту затею на неопределённое время. Власти теперь настороже. Девяносто девять шансов за то, что нас заберут прежде, чем мы успеем распустить знамёна.

Лорд желчно улыбнулся и продолжал:

– Кстати о знамёнах. Ты не поверишь, какого мне стоило труда уговорить главарей эсеров принять участие в демонстрации под флагом социал-демократии. Им хотелось идти непременно под своим знаменем. Тупоголовые, узкие доктринёры. Насилу урезонил.

Ремнев сочувственно покачал головой.

– Да, такая несолидарность наводит на грустные размышления.

– Ну, я кончил… Сейчас буду к твоим услугам. Вот только папирос захвачу.

Лорд пошёл в свой кабинет и через несколько минут вернулся, уже готовый к экспедиции.

Он изменил свой обычный костюм. Надел длинные охотничьи сапоги, романовский дублёный полушубок и шапку с наушниками.

Опять подошёл к буфету и выпил ещё рюмку.

– За успех завтрашнего дня! Ну-с, идём. «Заговорщики завернулись в длинные плащи и скрылись через потайную дверь», – шутливо закончил Лорд.

У него была оригинальная манера вплетать в свою речь цитаты из разных бульварных романов, которыми он в ранней юности зачитывался.

Они взяли извозчика.

Ночь была морозная, ясная. Весело скрипели полозья санок. Гудели заиндевевшие телефонные проволоки.

Вверху над белыми крышами домов угрюмо чернело ночное небо. Вспыхивали и роились звёздочки…

– Да… морозит, – повёл плечами Ремнев.

– Пальто-то у тебя, брат, на щучьем меху.

– Пешком пойдём – согреемся.

– Можно бы и отпустить извозчика, теперь уже недалеко осталось.

– А вот до угла доедем.

Они рассчитались с извозчиком и пошли по узенькому обледенелому тротуару.

Улица была глухая, слабо освещённая редкими фонарями. Тянулись длинные заборы, темнели рощи.

Летом на этой окраине города можно было жить, как на даче. Здесь было много зелени, свежий воздух.

Зимой же окраина спала. Многие квартиры пустовали. Улицы были занесены сугробами снега.

…Ремнев и Лорд остановились около калитки небольшого одноэтажного домика в самом конце улицы.

Алексей Петрович постучал в окно, закрытое ставнями.

На дворе послышались шаги.

Молодой девический голос окликнул:

– Кто это?

– Это я. Отворите, Маруся.

Заскрипел засов.

– Проходите, Алексей Петрович. Все уже собрались. Ждут Вас.

– На огороде?

Молоденькая девочка, подросток, впустившая приятелей, утвердительно кивнула головой.

– Там.

Она зябко поёжилась, кутаясь в старенькую шаль.

– Ну, мы пройдём туда.

Ремнев взял на себя роль путеводителя.

Они прошли под тёмный навес.

В углу, около амбара, хрипло залаяла собака.

– Не бойтесь, – крикнула им вслед девушка, – она привязана.

Они осторожно шагали по узенькой тропинке, прорытой в сугробах снега.

Посреди пустыря чернело старое покосившееся здание – баня.

– Вот сюда, – вполголоса заметил Ремнев, подходя к двери.

Он постучал. Сказал пароль.

В предбаннике было темно.

Человек, отворивший дверь, предупредил Ремнева.

– Осторожнее: здесь лежат дрова.

– Все в сборе?

– Давно уже… Постойте, я чиркну спичкой.

Бледный огонёк выхватил из темноты промёрзший угол бревенчатой стены и молодое серьёзное лицо рабочего.

Ремнев отворил дверь, ведущую в баню. Слегка нагнулся, чтобы не удариться головой о косяк.

– Здравствуйте, товарищи! – поздоровался он с присутствующими.

Их было человек пятнадцать. Сидели на лавках, на полке и просто на полу. Маленькое оконце было плотно завешено. Горела свеча, воткнутая в бутылку.