В зареве пожара

Большинство присутствующих не знало этого субъекта. Только некоторые, близко стоящие к железнодорожному комитету, были предуведомлены о том, какую роль должен был играть на сходке господин в очках и студенческих брюках.

…Когда волнение, вызванное появлением незнакомца, несколько улеглось и разговоры стихли, над толпой раскатисто пронеслись чьи-то слова:

– Передние ряды сядьте на землю! Остальным будет лучше слышно.

Смеясь, перебрасываясь шутливыми замечаниями, часть публики опустилась на траву.

Задние ряды сдвинулись поближе.

Человечек в очках откашлялся, сдвинул на затылок фуражку и начал:

– Товарищи! Мы собрались сюда за тем, чтобы обсудить общими силами, как нам следует отнестись к петербургскому циркуляру.

Оратор сделал паузу и обвёл внимательным взглядом свою аудиторию.

– Полагаю, что содержание этого циркуляра всем вам известно?

– Да, да, конечно…

– Нет, лучше прочитайте.

– Огласите, товарищ, этот документ! Может быть, некоторые не знают.

Оратор порылся в карманах и извлёк печатный экземпляр циркуляра.

– Здесь слышались голоса, что необходимо огласить содержание этой бумаги. С своей стороны, я полагаю это вполне целесообразным и поэтому приступаю к чтению. Слушайте же!

Документ был прочитан.

– Как видите, товарищи, цель этого циркуляра вполне ясна. Нас хотят запугать. Надеются, что мы добровольно сложим оружие, малодушно очистим поле сражения. Но, товарищи, нам ли бояться этих пустых угроз!? Каждый из вас сумеет разобраться в настоящем положении вещей. В борьбе за свои права, отстаивая свои классовые интересы, мы не должны отступать ни на одну пядь!

Уверенный тон оратора, видимо, импонировал толпе.

Раздавались отдельные одобрительные восклицания.

Сыпались едкие остроты по адресу начальства.

Человек в очках спокойно и уверенно развивал выставленное им положение.

В его манере говорить сказывалась привычка к публичным выступлениям.

Он умел, видимо, держать свою аудиторию в крепких руках, создавать среди слушателей то или иное настроение.

Хотя успеху его речи несколько мешал заметный еврейский акцент.

Голос также был недостаточно силён…

Наиболее экспансивная часть публики – молодёжь – слушала оратора с увлечением.

Раза два срывались аплодисменты.

– У нас хотят отнять единственное наше пока оружие, – уже хриплым от утомления голосом выкрикивал оратор. – Нам грозят! Нас запугивают, как детей! Товарищи, не рисуется ли вам вполне естественный выход из данного положения? Чем, по-вашему, мы должны ответить на этот циркуляр?! Товарищи, призываю вас стойко бороться за свои права! Мы должны показать, что не боимся репрессий. Когда просыпается общественное самосознание, когда окрылённая свободная мысль разбивает вековые оковы, то ничто в мире не может противостоять этому натиску! Вот здесь, в этой жалкой бумажке нам говорят: «Откажитесь от своих надежд на лучшее будущее. Откажитесь от славной и честной борьбы за лучшую долю, за освобождение трудящегося люда». Нет, товарищи, мы не откажемся и не отступим назад! И единственным, достойным наших убеждений ответом на этот мёртворождённый циркуляр – будет забастовка!

Оратор замолчал и вытер платком вспотевший лоб.

Дружные аплодисменты покрыли его заключительные слова.

– Браво! Правильно!

– Мы должны бастовать.

– Нас не запугают…

– В единении сила!

Однако далеко не все разделяли энтузиазм толпы.

Попадались хмурые, недовольные лица.

Мелькали скептические улыбки.

– Эх, публика! – вздыхал кто-то, вполголоса переговариваясь с соседом.

– На словах-то все храбры, а как до дела дойдёт, так и не найдёшь никого!

– Э, пускай их покричат, потешатся.

– Не люблю я этого… Граждане на час!

Оратор, награждённый аплодисментами, совершенно неожиданно встретил оппозицию в лице одного, до сих пор скромно молчавшего, слушателя.

Это был какой-то старичок с тихими, робкими манерами, скромно, даже бедно одетый.

Он всё время внимательно прислушивался к словам оратора и недоумевающе покачивал головой.

Теперь протиснулся вперёд и, очевидно, сам удивляясь своей смелости, обратился к оратору.

– Позвольте спросить… Желательно бы выяснить, как теперь эти самые слова понимать. Касающе забастовки…

Человечек в очках нервно пожал плечами…

– Что Вы собственно хочете сказать этим!?

– Да как же: Вы, вот я слышал, говорили о забастовке. Что бастовать, дескать, необходимо… Уж вы, господа, меня, старика, простите. Нескладно я говорю!

– К делу, пожалуйста, к делу!

– Да вот, дело-то какое. К примеру сказать, собралось нас здесь человек двести… Ну и согласились промеж собой насчёт забастовки. А как же остальные, что?

– Кто остальные? О ком Вы говорите?

– Теперь нас в управлении тысячи полторы служащих будет. Опять же, если линию взять. Ведь там сколько тысяч! Мы-то вот здесь с вами так обсудили. Бастовать и всё прочее. А что они скажут. Вот в чём загвоздка! И выходит, что всё это с нашей стороны пустые слова…

Старичок виновато улыбнулся и развёл руками.

Едва он закончил, как публика опять зашумела.

По его адресу посыпались насмешки.

Оратор в очках сделал жест рукой, давая понять, что хочет говорить.