В зареве пожара

– Ладно… Чай не станется со слова-то. Эх, Антон, и в кого это ты только вышел!? Сам я, можно сказать, и в рот не беру. Никогда этим не баловался… Втянулся ты в водку. А всё развесёлое актерское житьё заставило!

Антон Константинович распахнул раму и сел на подоконник.

– А ты забыл, отец, про моего дядю, про брата покойной матери? Ведь алкоголиком был. Вот, может быть, наследственность и сказывается… Не пью я теперь давно.

– От малодушия всё это, Антон. Бодрый человек пьянству не поддастся. Ну, да авось Бог не без милости! Может, теперь по иному жить начнёшь… Прощай покуда. Поправляйся скорей!

Старик Косоворотов уехал в воскресенье утром, а вечером в тот же день Антон не выдержал, махнул рукой на всё окружающее и отправился в гости к Петрову.

Там было изрядно выпито.

Антон Константинович и домой не пошёл, а остался ночевать у товарища.

Утром к Петрову ещё подошли приятели.

Пьянство затянулось ещё на целые сутки…

Проснувшись после кутежа, Косоворотов посмотрел на себя в зеркало и с отвращением плюнул.

– Как теперь домой пойти? – подумал он, разглядывая опухшее лицо. – Глаза мутные, изо рта, как из винной бочки перегаром несёт… Любезные сёстры увидят, в обморок, пожалуй, упадут. Скверно, чёрт побери!

Пока Антон Константинович терзался этими соображениями, Петров ломал голову над тем, каким бы способом им опохмелиться.

Личные ресурсы приятелей давно иссякли.

Кредит в соседних лавочках был исчерпан.

– Плохи наши дела! – с грустью констатировал Петров, – есть, впрочем, ещё один выход… Не знаю только, удастся ли?

– А что такое? – поинтересовался Косоворотов.

– Здесь, видишь ли, есть у меня юный поклонник драматического искусства вообще и моего таланта в частности – Колька Мыльников. Сын этого богача Мыльникова. Знаешь, поди?

– Как не знать… Где это вы с ним познакомились?

– Ещё прошлой зимой. Ставил я в купеческом клубе спектакли. Там и познакомились… Парень с дуринкой в голове. Отец его держит в ежовых рукавицах. Чуть ли не нагайкой порет. У Кольки иногда бывают хорошие деньги. Мы с ним, случалось, покучивали.

– Да ты у них в доме бываешь, что ли?

– Кой чёрт! Со стариком Мыльниковым шутки плохи. Он нашего брата на пушечный выстрел к своему дому не подпустит. Нет, тут нужно действовать иначе… Умывайся, да пойдём.

– Домой бы мне надо, хватятся там меня, пожалуй.

– Э, пустяки! Что у тебя дома дети плачут? Пойдем, перехватим у Мыльникова презренного металла и выпьем…

Косоворотов после минутного колебания согласился.

Пошли доставать денег.

На Петрова похмелье действовало самым удручающим образом.

В дрожании рук, в неверной, шаткой поступи сказывался привычный алкоголик.

Положим, и Антон Константинович чувствовал себя не лучше, чем товарищ.

Голова у него кружилась. Мучила жажда.

К физическим страданиям примешивались ещё и нравственные: тяжело было думать о возвращении домой.

– Хорошо, если на наше счастье застанем Кольку в складе, – вслух подумал Петров.

– Да даст ли он ещё денег-то?

– В этом и сомневаться нельзя! Колька у меня, так сказать – последнее прибежище. В трудные минуты я всегда к нему обращаюсь. Поправимся – честь честью.

…Склад Мыльниковых помещался на пристани.

Это было громадное двухэтажное здание, выложенное из красного кирпича.

– Подожди меня здесь, – сказал Петров. – Посиди пока на лавочке.

Он нырнул под тёмную арку ворот.

Антон Константинович тяжело вздохнул и опустился на скамейку.

На пристани царило обычное оживление рабочего дня.

Раздавались окрики грузчиков, стучали телеги ломовых извозчиков.

…День обещал быть жарким.

Тёмно-синее небо низко опускалось над городом.

У противоположного берега реки, на перекате, вода блестела серебристой рябью…

Мутно-сизая дымка пыли стояла над набережной…

– Эх, хороший сегодня денёк, – вяло подумал Косоворотов, дрожащими руками закуривая папиросу. – В поле бы теперь, на реку, на луга! Захватить с собой водки, пива… Огонёк развести, выпивать, да полёживать. Хорошо! Чуть солнышко начнёт припекать, – в воду купаться…

Размышления эти были прерваны дружеским окликом:

– Ну, счастлив наш Бог! Николай здесь, в складе. Сейчас выйдет… Дай-ка мне папиросочку… Ну и печёт сегодня, пожалуй, гроза соберётся.

Петров заметно повеселел.

Надежда на близкую выпивку подбодрила его.

– Пойдём, завернём за угол и там обождём. Юный наследник Мыльниковских миллионов боится домашних соглядатаев и просил убраться от склада подальше. Вставай что ли, идём!

Они медленно направились на угол набережной.

Долго им ждать не пришлось. Минут через десять к ним присоединился и Мыльников.

Это был восемнадцатилетний юноша, с бледной невзрачной наружностью, худощавый, веснушчатый, с тусклыми близорукими глазами.

Летняя парочка из дорогого модного материала сидела на нём как-то мешковато.

Белая панама с нелепо загнутыми полями придавала будущему миллионеру ещё более жалкий вид.

Походя к приятелям, Мыльников трусливо оглядывался и бестолково вертел в руках лёгонькую фатовскую тросточку.

Здороваясь с Косоворотовым, он старался держать себя развязно, но это ему плохо удавалось.