В зареве пожара

– Вот, Василий, смотри, – кивнул головой Косоворотов. – Слышал, как они поговаривают? А эта песня? Нет, брат, до революции не так уж далеко, как ты думаешь…

– Э, мне в высокой степени наплевать! – усмехнулся Петров. – Идём пить…

Часть вторая Под знаменем свободы

Глава I Химическая обструкция

…К последним числам мая установились ясные ветреные дни.

…В садах пышно расцветала сирень.

..Городская жизнь заметно затихла.

Люди более состоятельного класса перебрались на дачи.

Но на окраинах города, в маленьких квартирках железнодорожников, по бедным хибаркам рабочих на фоне монотонной трудовой жизни наблюдались новые явления.

Всё чаще и настойчивее говорили о забастовках, всё с большим и большим недоверием прислушивались к отголоскам войны.

В железнодорожных кружках велась усиленная агитация за необходимость забастовки.

…Василий Иванович Евсеев в эти дни был занят по горло.

Заседания комитета происходили чуть ли не ежедневно.

Кроме того, среди железнодорожников образовалась группа пропагандистов, занятиями которой руководило лицо, назначенное эсдековским комитетом.

Забастовка, в принципе, была принята ещё в начале мая, теперь же речь шла о способах её проведения.

Из двух тысяч человек, служащих в управлении дороги, можно было рассчитывать на сознательную поддержку не более двухсот-трёхсот человек.

Поэтому, в конце концов, решили провести однодневную забастовку всего железнодорожного управления путём химической обструкции.

Была избрана техническая комиссия, на которую были возложены заботы по выработке обструкционного газа.

Евсеев попал в члены этой комиссии.

Каждый день после занятий в конторе ему приходилось маршировать за город.

Там, в укромном местечке, среди густого леса, была устроена импровизированная лаборатория.

Возвращался он домой поздно ночью, голодный и измученный.

Наскоро закусив, кидался на постель и спал до утра, как убитый.

У Косоворотовых ему за последнее время совсем не удавалось бывать.

Раза два в его отсутствие к нему на квартиру заходила Ниночка, оставляла коротенькие записочки, в которых просила зайти, жалуясь на скуку.

– Эх, не до того теперь! – убеждал себя Евсеев, бережно складывая эти письма. – Не такое время. Нужно работать, каждый час дорог!

…Обструкция была назначена на первое июня.

Накануне этого дня по управлению были распространены во множестве листки от железнодорожного комитета.

Комитет приглашал товарищей-сослуживцев «стойко бороться за свои права», разъяснял значение готовящейся забастовки.

Было это во вторник.

…Ещё с вечера Евсеев принёс к себе на квартиру четыре маленькие колбочки – орудие обструкции.

Поднялся он в этот день раньше обыкновенного.

Наскоро выпил стакан чаю и поспешил в контору.

Колбочки должны были быть разбиты ровно в одиннадцать часов.

Подходя к дверям конторы, Евсеев не без некоторого чувства опасения огляделся вокруг.

Он ожидал увидеть наряд полиции, предполагая, что железнодорожное начальство, осведомившись о готовящихся событиях, заблаговременно примет свои меры.

Опасения его были, однако, напрасны.

Ему удалось пройти в контору, не обратив на себя ничьего внимания. Две колбочки он спрятал к себе в конторку, а остальные две понёс передать Коробкину.

Тот встретил Евсеева в коридоре.

Посмотрел вокруг с видом заговорщика и шёпотом осведомился:

– Принёс?

– На вот, возьми… Осторожнее. Не разбей прежде времени.

Юноша, видимо волнуясь и испуганно озираясь по сторонам, взял склянки.

– Отойдём к окну, покурим… Да чего это у тебя руки дрожат, неужели боишься? – улыбнулся Евсеев.

Коробкин счёл нужным обидеться.

– Ну, вот ещё. Чего мне бояться? Просто выпито было вчера, вот и трясутся руки.

Они уселись на подоконник и закурили.

– Так смотри, не перепутай, – начал Евсеев, вяло попыхивая папиросой. – Одну штуку ты разобьёшь на нижней площадке, а другую в коридоре около шкафов со старыми делами. Там место безопаснее.

– Знаю, знаю…

– А я в верхнем этаже устрою. Публика вся более или менее подготовлена. Вновь агитировать не придётся. Для нас с тобой это было бы, пожалуй, и неудобно. Нам нужно держаться в тени… В одиннадцать и начнём. А ты, между прочим, шепни тем, кто понадёжнее, чтобы не засиживались и при первой же тревоге бежали из конторы. Человек пять у тебя надёжных?

– Больше найдётся. Я уже говорил кое-кому. Рада публика.

Евсеев пожал плечами и возразил недовольным тоном:

– Я не удивляюсь. Этот неожиданный перерыв занятий для многих явится приятным сюрпризом. Дня два, а пожалуй, и три не придётся работать, пока будут проветривать контору.

– А достаточно ли силён газ? – неуверенно спросил Коробкин, нащупывая в своих карманах полученные колбочки.

К тому же был немножко обижен тем обстоятельством, что члены технической комиссии до последнего момента хранили свои приготовления в строжайшей тайне.

– Опыт покажет, – возразил Евсеев, поднимаясь с подоконника. – Однако пора по местам, публика вся в сборе.

Они разошлись.

Придя в свою комнату, Василий Иванович разложил дела и занялся перепиской ведомости.

Работалось ему плохо.