Товарищ Троцкий, вы высмеиваете анонимность, безличие науки, которую я защищаю. Вы находите забавным, что наше заявление говорит о «смелой, гибкой, критической и экспериментальной политике — одним словом, о научной политике». «С этой формулой — утверждаете вы — можно выступить в любом демократическом салоне». Я не хочу оставить ни малейшего места недоразумению по этому поводу, ни одного шанса на недопонимание.
Вы находите эти эпитеты «претенциозными и сознательно неопределенными». Но что же в них претенциозного и неопределенного, товарищ Троцкий? Эти слова знакомы каждому ребенку.
Описывают ли они науку, товарищ Троцкий? А если марксизм является одной из наук, описывают ли они марксизм? Что вы находите недостаточным, нехватку волшебных слов? Прояснится ли разногласие от призывов к «марксистской» политике? Разногласие состоит в том, в чем именно заключается марксистская политика в нынешних условиях. А для меня, конечно, «марксистская политика» означает «научную политику», иначе я бы отверг марксистскую политику.
Но здесь скрывается нечто большее.
Наука, как вы ее понимаете, и факты, которые она демонстрирует, имеют ли они имя? Как их назвать? «Пролетарская» наука и «пролетарские» факты; классовая наука и классовые факты?
Если это так — а я не могу иначе понять назначение ваших насмешек — то тогда между нами и в самом деле пропасть.
Да, конечно, наука и факты за которые я ратую являются анонимными, безличными. Они не являются монопольной собственностью какого-то одного человека, группы или класса, а общим достоянием всего человечества; для них все люди равны. Факты, которые сообщает нам наука, верны для Сталина так же, как и для Троцкого, для Моргана, как и для Кэннона, для Рузвельта, как и для Браудера. Естественно, психологические и социальные интересы (включая и явные классовые интересы) людей могут послужить препятствием, могут даже увести от познания или признания этих фактов; но сами факты основаны лишь на вещественных доказательствах, доступных каждому человеку.
Вы стоите на зыбучем песке, товарищ Троцкий. Доктрина «классовой правды» является тропой к мысли Платона о Философах-Королях, к пророкам, Римским Папам и Сталиным. Для всех них человек должен принадлежать к ордену посвященных, чтобы знать правду. Эта дорога ведет в сторону противоположную дороге к социализму — настоящему человечному обществу.
Вы делаете множество предупреждений в адрес молодых товарищей в нашем движении. Я прибавлю еще одно: Товарищи берегитесь, опасайтесь любого и каждого, любой доктрины, которая говорит вам, что один человек или группа людей владеют монополией на правду или на средство ее узнать.
«Я не курю…»
«Во всех шатаниях и метаниях оппозиции, как они не противоречивы, есть две общие черты, которые проходят от высот теории к самым мелким эпизодам политики… В шатаниях и метаниях оппозиции есть другая общая черта, тесно связанная с первой, именно, тенденция к воздержанию от активности, к самоустранению, к абсентеизму, разумеется, под прикрытием архи-радикальных фраз…» Снова могучий ветер риторики, крылатый стиль, поддержанный здесь острой шуткой повторенной фразы: «Спасибо, я не курю».
Наивные люди могли бы заключить из крылатого стиля этого отрывка, что здесь наконец-то будет доказано что-то вещественное, что здесь будет развернуто множество фактов, подтверждающих словесный огонь. Но аналитический микроскоп обнаруживает … всего лишь два, да, два фактика для обозревания; два отдельно взятые факта и совершенно не связанные с сотнями других вещей, составляющих политический курс членов оппозиции, вместе или отдельно взятых. Оппозиция «абсентеистска» в практической политике потому что: а) Бернам был против появления Троцкого перед комитетом Дайеса; и б) оппозиция равно отвергает обе стороны в Финно-Русской войне. Даже если бы оба обвинения были оправданы, то, если их сопоставить со всеобщим глобальным заключением, я могу лишь воскликнуть вместе с принцем Хэлом, который, прочтя об огромном количестве вина, заказанного Фалстаффом и о ничтожном количестве хлеба, сказал: «Какой ужас! Всего на пол-копейки хлеба на такую прорву вина!»*
* Шекспир, «Король Генри IV», ч. 1.
Но давайте порассуждаем об этих двух вещах.
Нет ни малейшей причины считать вопрос о Комиссии Дайеса связанным с общей политической линией той или другой фракции. Вы и здесь исходите из тоталитарного понимания, которое связывает все и вся вместе железными оковами. Оппозиционные члены Национального Комитета разошлись в этом вопросе; среди рядовых членов отношения к этому вопросу пересекали фракционные расколы и в ту и в другую сторону. С точки зрения любого здравомыслящего человека, это был вопрос, разногласия в котором вполне естественны, и — если даже согласиться, что правильное мнение существует — ошибки вполне понятны, просто как ошибки.
Но меня удивляет, товарищ Троцкий, что вы так немудро затрагиваете этот жалкий эпизод в настоящий момент — и как аргумент против оппозиции!