В защиту марксизма

Например, я слышал, что товарищ Гулд воскликнул на одном партсобрании: «Вы хотите нас исключить». Я не знаю, как ему на это возразили. Будь я там, я бы немедленно отверг и развеял такие опасения. Я бы предложил создать особую контрольную комиссию, чтобы проверять такие заявления и слухи. Если случится, что кто-то из большинства начнет таким образом угрожать, я, со своей стороны, проголосовал бы за его порицание или резкое предупреждение.

У вас много новых членов и неопытной молодежи. Они нуждаются в серьезной показательной дискуссии, освещающей нынешние великие события. Но если их мысли с самого начала вращаются вокруг возможных личных унижений, то есть, понижений, потере уважения, дисквалификации, исключений из Центрального Комитета, и так далее, и тому подобное, то вся дискуссия станет злобной, и авторитет руководства будет скомпрометирован.

Но если руководство, наоборот, начнет резкую борьбу против мелкобуржуазных идеалистических понятий и организационных предрассудков, и в то же время обеспечит все необходимые гарантии для самой дискуссии и для меньшинства, то в результате мы получим не только идеологическую победу, но и важный рост в авторитете руководства.

«Соглашение и компромисс наверху» в вопросе, составляющем корень дискуссии, были бы преступлением. Но я, со своей стороны, предложил бы руководству меньшинства соглашение или, если угодно, компромисс о методах дискуссии и, параллельно этому, о политическом сотрудничестве. Например: 1) обе стороны исключат из дискуссии любые угрозы, личные обвинения и т.д.; 2) обе стороны обязуются лояльно сотрудничать во время дискуссии; 3) каждый ложный шаг (угрозы, слухи об угрозах, слухи о предполагаемых угрозах, отставки и так далее) должны быть расследованы Национальным Комитетом или особой комиссией как отдельные факты, и не смешиваться с дискуссией и т.д.

Если меньшинство примет такой договор, то у вас будет возможность дисциплинировать дискуссию, и также выгода от того, что вы сами сделали хорошее предложение. Если они откажутся, то вы сможете предъявить на каждом членском собрании ваше письменное предложение к меньшинству как фактическое опровержение их жалоб и как живой пример «нашего режима».

Мне представляется, что прошлая конференция сорвалась в очень плохой момент (время не подошло), и стала отчасти абортной. Настоящая дискуссия началась через некоторое время после конференции. Это значит, что вам не избежать новой конференции где-то к Рождеству. Идея референдума нелепа. Это только вызовет раскол на местах. Но я полагаю, что на основе предложения, которое я описываю, большинство может предложить меньшинству собрать новый съезд на основе двух платформ, со всевозможными гарантиями для меньшинства.

Съезд, конечно, дорогостоим, но я не вижу никакого другого пути разрешить нынешнюю дискуссию и партийный кризис, который она вызвала.

J. Hansen

P. S. Каждая серьезная и резкая дискуссия может, конечно, привести к дезертирству, выходам из партии, даже к исключениям, но вся партия поймет из самой логики фактов, что эти неизбежные последствия происходят несмотря на добрую волю руководства, что они не являются целью или желанием руководства, и что не из-за них началась вся эта дискуссия. По моему, в этом и состоит основная задача всего этого.

Письмо к Максу Шахтману. §

6 ноября 1939 г.

Дорогой товарищ Шахтман,

Я получил стенограмму вашей речи 15 октября*, которую вы мне послали и я её конечно прочел со всем вниманием, которое она заслужила. Я нашел в ней много замечательных идей и формулировок, которые находятся в полном согласии с нашей общей платформой, выраженной в основных документах Четвертого Интернационала. Но я не смог найти объяснения вашей критики по адресу нашей прежней позиции как якобы «недостаточной, неполной и устаревшей».

* Доклад Шахтмана был прочитан на собрании членов Социалистической Рабочей Партии округа города Нью-Йорк. На этом собрании было прочитано два доклада: 13-страничный рапорт Кэннона и 22-страничный рапорт Шахтмана. Оба были напечатаны во внутренней дискуссионной брошюре Internal Bulletin, Vol. II, No. 3, изданной 14 ноября 1939 г /И-R/.

Вы пишете: «Именно конкретность событий, отличающихся от наших теоретических гипотез и предвидений, изменяет ситуацию» (стр. 17). Но к сожалению вы говорите о «конкретности» настолько абстрактно, что я не вижу, в каком смысле она изменяет ситуацию и какие политические выводы нужно сделать из этих изменений. Вы ссылаетесь на некоторые примеры из прошлого. Согласно вам, мы «видели и предвидели» извращение Третьего Интернационала (стр. 18); но лишь после победы Гитлера мы сочли нужным провозгласить Четвертый Интернационал. Этот пример неверно сформулирован. Мы предвидели не только лишь извращение Третьего Интернационала, но и возможность его возрождения. Лишь германский опыт 1929-33 гг. убедил нас что Коминтерн обречен на гибель и ничто не сможет его возродить. Но тогда мы фундаментально изменили свою политику: вместо Третьего Интернационала мы провозгласили Четвертый.