В защиту П. Г. Вудхауза

В образе Берти Вустера есть еще одна важная черта — это его устарелость. Он придуман где-то около 1917 года, но принадлежит к еще более раннему времени: это — щеголь предвоенных лет, «орешек», как их тогда называли, вроде прославленного в песне «Орешка Гилберта», элегантный молодой человек, разгуливающий утром по Пиккадилли с тросточкой под мышкой и гвоздикой в петлице. К 1920-м годам такой щеголь был уже живым ископаемым. Весьма симптоматично и название книги Вудхауза, вышедшей в 1936 году: «Юноши в гетрах». Какие гетры в тридцать шестом году?! К тому времени они уже лет десять как вышли из моды. Но традиционный «орешек», «щеголь с Пиккадилли» должен носить гетры, точно так же, как опереточный китаец должен носить косичку. Писатель-юморист не обязан идти в ногу со временем, и, напав на золотую жилу, Вудхауз продолжал разрабатывать ее с упорством, дававшимся ему, несомненно, тем проще, что до немецкого плена он шестнадцать лет не ступал на английскую землю. Его представление о структуре английского общества сложилось до 1914 года, и представление это было наивным, традиционным и в глубине своей почтительным. Несмотря на долгие годы жизни в Америке, Вудхауз так до конца и не американизировался. Как я уже говорил, в книгах второго периода его творчества то и дело попадаются американизмы, но это лишь потому, что для британского уха Вудхауза они казались забавной диковинкой. Вудхауз любит ввернуть в высокопарную английскую фразу какой-нибудь прозаизм («И с жутким невеселым смехом Стэнли Фиверстоунхо Акридж занял пять шиллингов и удалился в ночь»[6]) или какое-нибудь жаргонное словечко, и американизмы прекрасно подходили для этих целей. Однако он освоил этот прием еще до поездки в Америку, а перевранные цитаты из классиков, которыми он так любит пользоваться, были в широком ходу у английских писателей, начиная, по крайней мере, с Филдинга. Как отмечает Джон Хейвард[7], Вудхауз во многом опирается на английскую литературу, в первую очередь на Шекспира. Его книги, безусловно, ориентированы не на интеллектуалов, а на всех, кто получил традиционное школьное образование. Когда, например, он пишет, что некто вздыхает «как Прометей при виде знакомого коршуна, желающего пообедать», то ожидает от своих читателей знакомства с греческой мифологией. В молодости ему, по-видимому, нравились Джером К. Джером, Барри Пейн, Уильям Джекобс, Киплинг и Ф. Энсти, и он так и остался ближе к ним, чем к динамичным американским юмористам вроде Ринга Ларднера или Деймона Раньона. В своем радиоинтервью с Фленнери Вудхауз беспокоился, «сохранятся ли после войны те люди и та Англия, о которых я пишу», не сознавая, что они уже давно обратились в призраки. «Он продолжал жить в том времени, о котором писал», — говорит Фленнери, имея в виду, скорее всего, двадцатые годы. Но на самом деле это время было эдвардианской эпохой, и если Берти Вустер когда-нибудь и существовал, то он погиб около 1915 года.