Загорелся слабый огонёк, а затем от яркого света на стенах задрожали тени. Уолд сидел за столом, подкручивая фитиль керосиновой лампы. Лицо выглядело уже не чёрным, а тёмно-серым, будто испепелённым, и Варламов с содроганием вспомнил, что такого же цвета была шерсть убитых волков. Шапка кое-как подстриженных седых волос нависала над бровями, а ниже плясали два язычка пламени. Хотя Варламов понимал, что это отражения горящего фитиля в глазах Уолда, он вздрогнул и отвёл глаза от узловатых рук.
Рядом со столом располагался топчан: видимо, Уолд нередко бывал здесь, а вдоль стены тянулись самодельные полки – положенные на кирпичи доски с книгами.
– Прихожу сюда… почитать, – проскрипел Уолд. – Собирал по всему… городу. До дома тащить далеко… По ночам сюда никто не ходит… боятся. Ты ложись… Людям надо спать. Не бойся… не трону.
Варламов снова вздрогнул: похоже, Уолд не причислял себя к людям. С сомнением поглядел на топчан.
Уолд засмеялся, будто закаркал:
– Нет вшей… Вся живность боится Уолда. Чувствует… у него дар.
– Спасибо, – вздохнул Варламов. Потянулся рукой снять рюкзак и обнаружил, что того нет. Даже не помнил, где оставил: сумасшедший выдался день. Варламов отодвинул топчан подальше от лампы, лёг на спину и, подложив руки под голову, стал смотреть на потолок, где вздрагивала тень Уолда.
– Ты не говори… что видел меня, – проворчал тот. – Мы одной крови… ты и я.
«Где-то я это читал…», – сонно подумал Варламов. А Уолд продолжал:
– Обычно у людей в сердце тусклый огонь… Чёрный свет делает его ярче… Но большинство не выдерживает.
Варламов зевнул: «Что за бред?».
Он слишком устал. Повернулся на бок и, подтянув колени, накрыл голову полой куртки. Потрескивало, по стене уютно колебался красноватый свет, и Варламову показалось, что он снова в Кандале: отключили электроэнергию, мама зажгла керосиновую лампу и читает про чудеса Моисея. А он натянул одеяло на голову, следит сквозь щёлку за её колеблющейся тенью и постепенно погружается в сон…
Словно почувствовав его мысли, Уолд хрипло и почти без запинки прочитал:
«Горе тебе, опустошитель, который не был опустошаем, и грабитель, которого не грабили! Когда кончишь опустошение, будешь опустошён и ты; когда прекратишь грабительства, разграбят и тебя».
Пошелестел страницами и добавил:
«Ибо огрубело сердце народа сего, и ушами с трудом слышат, и очи свои сомкнули». [3]
«О ком это он? – сонно подумал Варламов, погружаясь в дремоту. – Об Америке, что ли?»
…Яркий свет пробивался сквозь веки. Ещё не совсем проснувшись, Варламов блаженно потянулся, почувствовал под собой голые доски и рывком сел.
Комната была пуста, Уолда и след простыл. Солнечный свет пробивался сквозь грязноватое окно и золотой пылью дрожал над полом. Варламов встал и подошёл к полкам: книги по биологии, философии, зоологии, ботанике – странное чтение для лесного бродяги. От воспоминания о вчерашней встрече по телу пробежали мурашки, захотелось скорее уйти.
Варламов взялся за ручку двери и вздрогнул снова: вспомнил про чёрных волков. Достал из кобуры пистолет и, проверив патроны, выглянул. Никого не видно, хлам и запустение под солнцем. Варламов вышел и быстро миновал площадь: ничего не осталось от ночного очарования, только мусор и битый кирпич.
Зелёные холмы манили свежестью – за ними ждала дорога, машина и завтрак. Варламов здорово проголодался. Он перешёл поле и углубился в лес, найти путь по солнцу не составляло труда. Шёл недолго, уже близко была вершина холма, когда услышал выстрел и крик впереди.
Болдуин!
Варламов закричал в ответ, и через несколько минут они встретились – и без того широкое лицо Болдуина расплылось в улыбке.
– Как умудрились потеряться? Я ходил, звал тебя, а потом добрался до машины. С утра снова пошёл искать. А ты где ночевал, в лесу?
– Нет. – Варламов смутился, вспомнив просьбу Уолда не рассказывать о нём. – Вернулся в городок, отыскал помещение.
– Брр, – Болдуин передёрнул плечами. – Призраки не являлись? Ладно, пойдём к машине. Поохотились, называется!
Через пять минут они любовались пейзажем с вершины холма: зелёные с желтизной волны гор, дальше синие, а у горизонта призрачно-голубые. Прохладной белизной блистала гряда облаков. Болдуин покрутил головой:
– Собаки, слышишь?
Варламов стал вслушиваться и различил лай собак, а потом лошадиное ржание. Болдуин нахмурился:
– Что они, всё бесноватого гонят? Скверно, как раз в нашу сторону.
У подножия холма была прогалина, потом снова лес, а за ним поблёскивала речка. Лай становился громче.
– Толково гонят, – пробормотал Болдуин. – Как же нам пробраться к машине? Бесноватому нельзя попадаться, но и стрелять в него неохота, мы не полицейские. И собаки могут накинуться сворой.
Лай и ржание стали громче, через прогалину перекатилась чёрная точка, следом замелькали точки поменьше…
– Вот что, – решился Болдуин. – Давай обратно в городок. Спрячемся там, где были. Они пройдут стороной.