В зеркалах воспоминаний

А работу я все-таки нашёл. Меня взяли в журнал «В мире книг» на место ушедшей в декрет Наташи Лариной. Так советник второго класса превратился в младшего литсотрудника, что тоже оказалось замечательным опытом.

В «Мире книг». Партийная Одиссея

Я попал в отдел критики и библиографии. Для меня этот небольшой журнальчик Госкомиздата стал своего рода башней из слоновой кости. Мне не нужно было писать на привычные внешнеполитические темы, и я начал заниматься тем, что определило мои интересы на многие годы: Пушкиным, Пиноккио.

Но прежде чем сесть за рабочий стол, я должен был соблюсти некоторые формальности и прежде всего встать на партучет. Честно говоря, я совершенно забыл об этой процедуре, потому что моего партбилета на руках у меня не было – во время зарубежной командировки он хранился в ЦК партии. О том, что его нужно держать при себе, неожиданно напомнил мне отчим, Макс Ефимович (я звал его Максик), Сашкин отец. Я приехал к ним с мамой рассказать, почему я вдруг вернулся из Италии, пробыв там всего два месяца, хотя прощались надолго. Мама плакала, потому что из-за одного сына пострадал другой, а это большое испытание для любой матери. Отчим сидел у окна, опершись на палочку, и было непонятно, слушает он или нет. Он вообще был человек молчаливый, слов на ветер не бросал. Мать он боготворил. Для нее это был мезальянс. Единственным достойным, с его точки зрения, воспоминанием жизни он считал свое вступление в партию. Это было на фронте после боя, когда ему и нескольким его товарищам, оставшимся в живых, вручили партбилеты. Он очень гордился этим. И теперь вдруг он спросил: «Алёша, а партбилет они тебе оставили?» – «Оставили, Максик, а почему ты спрашиваешь?» Он говорит – и это была единственная шутка, которую я от него слышал, и то не уверен, что это шутка: «Если отберут, ты не расстраивайся, я тебе отдам свой».

И я вспомнил, что должен забрать свой партбилет. В назначенное время я пришел на Старую площадь, поднялся в 327-ю комнату. За пустым чистым столом сидел человек. Полный такой человек. Он поздоровался. Открыл ящик-картотеку, пальцами подергал – нашел. Моя фамилия на букву Б, недалеко. Вытащил мой партбилет и приложенную к нему расписочку. Оторвал её: «Распишитесь, пожалуйста», – говорит. Я расписался. Получил партбилет, он пожал мне руку и сказал: «Алексей Михайлович, я вам желаю удачи». Меня это так поразило. «Это все, что вы хотите мне сказать?» – спрашиваю. И он, который сидит в 400 метрах от Лубянки, мне говорит: «А вы знаете, Алексей Михайлович, партийная организация к вам претензий не имеет». Я откланялся и ушел.

И пришел с этой хохмой в журнал «В мире книг». Узнал: чтобы встать на учёт, надо поехать в Госкомиздат. Я поехал в Госкомиздат, на прием к секретарю парткома. Тот вежливо поздравил меня с вступлением в их коллектив. Сказал, что это очень важный идеологический орган печати, что он требует от сотрудника большой отдачи и он, партсекретарь, желает мне хорошей работы. А пока надо заполнить какие-то карточки, оставить мои координаты у какой-то Наташи… Давая эти указания, он вертел в руках мой партбилет и вдруг увидел, что он выдан парткомом МИДа – а мидовский партком был на правах райкома. Такая вот бюрократическая деталь. Этого, оказывается, было достаточно, чтобы прекратить бюрократическую волокиту.

На своем «жигуленке» я весело прикатил на Сущевский вал в редакцию и понял, что рано радовался. «Алексей Михайлович, вас спрашивал главный», – сказала мне секретарша, едва я появился. А возглавлял тогда редакцию Юрий Константинович Филонович, прекрасный журналист, человек очень честный, глубоко интеллигентный и тонкий. 27 лет он работал в «Известиях», был редактором отдела пропаганды и заместителем главного редактора. Своими острыми выступлениями он вызывал недовольство партийных боссов, и те нашли повод с ним рассчитаться. Когда его единственная дочь вышла замуж за французского кинопрокатчика и уехала в Париж, в редакции появился приказ: «По рекомендации секретариата ЦК КПСС Филонович Ю. К. освобождается от занимаемой должности и назначается главным редактором журнала «В мире книг». Надо сказать, что журналу очень повезло…

Бодренько захожу я в кабинет Филоновича: «Вы меня искали? Я был в парткоме». Вижу, сидит он очень расстроенный. Кислый такой сидит. А проверить его настроение можно было легко: с правой от него стороны была полка со словарями, и за Большим энциклопедическим словарем всегда стояла бутылка коньяка. По уровню жидкости в этой бутылке можно было определить настроение главного. Я немного подвинулся и увидел, что бутылка наполовину пустая. И я понимаю, что он расстроен и ему неприятен этот разговор. «Мне уже сообщили, Алексей Михайлович. Мне звонили из парткома. Вы мне помогите. Понимаете, мне будет звонить после обеда Стукалин (Б. И. Стукалин в 1978–1982 гг. был председателем Госкомиздата), и я должен ему сказать, кто мне вас рекомендовал». – «Я все понял, Юрий Константинович. Сколько у меня есть времени?» – «Ну, чуть меньше часа».