В зеркалах воспоминаний

Новый главный редактор журнала «В мире книг» Юрий Владимирович Юдашкин, сменивший Филоновича на этом посту, никак не мог понять, как со мной себя вести. С одной стороны, я младший литературный сотрудник, с другой – какой-то непонятный тип с непонятной биографией. Вообще-то он по характеру своему и по поведению был большим царедворцем, занимался пропагандой творчества Юрия Бондарева и других наших правоверных писателей. Его жена была прокурором, и он её очень боялся. Больше вроде ничем он не был примечателен.

Но в писательской среде он известен в связи с историей отъезда Владимира Войновича из Советского Союза. Войнович давно раздражал политическую и писательскую элиту своими смелыми, остроумными и весьма нелицеприятными высказываниями. А тут ещё в самиздате, а позже в Германии (без разрешения автора) вышла первая часть романа «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина». За Войновичем было установлено наблюдение КГБ, он был исключен из Союза писателей.

Когда Войновичу намекнули, что ему надо бы уехать из страны, он сказал: «А почему? Я здесь родился, вырос, отслужил в армии, работал. Если вам надо, вы и уезжайте». И тогда к Войновичу домой, в его писательскую квартиру, пришел Юрий Юдашкин, намекнул, что мы, мол, все смертны, а главное, у нас дети смертны, родители. А потому нужно быть очень осторожным. Это было предупреждение. Услышав его, Войнович собрал манатки и уехал. А вскоре его лишили гражданства. Потом, много лет спустя, когда Владимир Николаевич уже вернулся из вынужденной эмиграции, он вспомнил об этом и написал.

А я узнал об отношении Юдашкина ко всей этой истории от него самого. Однажды он собрал редакцию и рассказал о своей поездке в Германию. Он ездил с группой советских писателей в ФРГ. И очень уж как-то по-мещански рассказывал – какие товары они там покупали, в какие ходили магазины. Меня это удивило: он что – ничего другого в Германии не видел, ни о чём больше не может рассказать? Хотя он вроде был человек неглупый.

Вдруг он прервал свой магазинно-товарный монолог и произнёс: «Ну а в Мюнхене я, конечно, никуда на улицу не выходил. Так и просидел в гостинице». Мы сидели – нас в редакции было человек двенадцать – слушали из вежливости, потом надо было задавать какие-то вопросы. Вопросов не было. Повисло тягостное молчание. И тогда я спросил: «Юрий Владимирович, а почему именно в Мюнхене вы никуда не вышли?» Он как-то сразу подобрался и сказал: «Ну как вы спрашиваете, в Мюнхене же Войнович!» И когда Владимир Николаевич был у нас в Риме, я ему рассказал этот эпизод – он смеялся до слез.

А потом началась перестройка. Главным редактором «Нового времени» был назначен Виталий Игнатенко, и он меня позвал к себе старшим литературным сотрудником. Но я всё ещё был невыездным. Никуда меня не выпускали. А тут вдруг оформляют в какую-то поездку, но разрешение всё не приходит. Уже завтра ехать, а у меня нет разрешения. И Игнатенко – он был очень влиятельным человеком – сказал: «Я сейчас съезжу в один дом, а ты дождись меня, не уходи сразу после работы». Я дождался. Он приходит. Я спрашиваю: «Я еду или не еду?» – «Ты не едешь». – «Из-за брата?» – «Нет, из-за брата я бы легко их “расстрелял”. Ты мне скажи, кто такой Тимофеев?» Я рассказываю. «Между прочим, мы с ним на “вы” до сих пор. Но вот такая история. Остались дети, мы им помогали. Уверен, ты делал бы то же самое». – «Ладно, закроем тему, будет еще оказия», – сказал Игнатенко. И действительно, через два месяца я поехал на конференцию на Кипр.

Петух для Феллини