В зеркале сатиры

Иногда его голос становится мягким, даже заискивающим.

— Вы уж, ребята, постарайтесь, — говорит он мастерам, ремонтирующим паровой тягач. — Спустите посудину в пятницу на воду — за мной магарыч!

Мастера знают: спешит владелец тягача, первым хочет выскочить на Волгу, как только она сбросит ледяной покров, и пообещал Мизандронцеву надбавку к условленной плате. Щедрость хозяина тоже понятна. Но что поделаешь, нужда! Приходится стараться…

Много развелось на Волге охотников до больших барышей. Арендуют катера, пароходишки, баржи, барки — все, что осталось от когда-то могущественных волжских компаний «Кавказ и Меркурий», «Самолет» и другие. Возят с низовьев нефть, мазут, рыбу, соль, гонят к Каспию плоты и баржи с лесом, хлебом, бочками. А на пути — Обалаково, и тут тоже хозяйчики, арендовавшие у советской власти ремонтные базы. Среди них самый изворотливый — Мизандронцев. У него крепкая купеческая хватка. И хотя своего наставника-отца он лишился рано, зато советы матери, потомственной купчихи, крепко запали в его душу.

— Не будь добрым, сынок, — говорила она. — Добренький — что глупенький, одно и то же. Чтобы размотать свое состояние, большого ума не надо.

И Мизандронцев никогда не был добрым.

Вот сейчас он подходит к барже, уже просмоленной, лоснящейся крутыми боками. Ремонт закончен, остались кое-какие работы в трюмах. А народу вокруг копошится много. И он, зорко всматриваясь в лица, тычет то в одного, то в другого артельщика:

— Расчет!

— В контору — расчет!

— Расчет!

Кто-то из них говорит:

— Смилуйся, хозяин. Может, хоть на поденной работе оставишь?

Но Мизандронцев знает, что от поденщиков один разор. И он упрямо говорит:

— Никаких разговоров! Расчет!

Не раз матушка учила его:

— Ты людям-то не очень верь. Особливо конторщикам своим. Не то твое богатство, что они в книгах запишут, а то, что в сундуке лежит.

Мизандронцев хлопотал, мотался по затону до одури и копил, копил. Он видел, как жадно, торопливо набивают карманы новоявленные купчики, как бестолково сорят они деньгами, и понимал: это ненадолго. Он не верил советской власти, чувствуя, что нэп — дело временное. Он твердо знал: его и ему подобных предпринимателей рано или поздно прихлопнут. Ну что ж, плетью обуха не перешибешь. И когда его приютившиеся в углу затона «Ремонтныя мастерския» объявили отошедшими к государству, Мизандронцев расстался с ними без особенного сожаления. Все, что можно было выкачать из них, он выкачал.

А выкачивал Мизандронцев золото. Можно было подумать, что промышлял он в Сибири или на Крайнем Севере, а не здесь, в центре России, и что берега и дно Обалаковского затона были из золотого, а не из обыкновенного речного песка. Но факт остается фактом: Мизандронцев добывал золото.

В те времена его немало осело на берегах Волги. Оно хранилось на дне окованных железом сундуков купеческих вдов, в потайных шкатулках разорившихся помещичьих и дворянских семейств, у благочинных, оказавшихся на мели при заколоченных безбожниками храмах, да мало ли еще у кого и где! Мизандронцев настойчиво и методично обращал барыши в золото и только в золото. Как хозяин и арендатор он имел дело с банком и казначейством, получал и выплачивал, иногда даже крупные суммы, в обычных советских денежных знаках. Иначе и быть не могло. Но он не верил в твердый советский червонец, скептически относился к казначейству, на вывеске которого были нарисованы серп и молот. Его, Мизандронцева, собственная казна принимала монеты лишь царской чеканки. Часто он скупал золото за бесценок, но, если покупатель оказывался понимающим и не очень податливым, давал за золотые вещи соответствующую им цену.

В Галаховку Мизандронцев перебрался с этой созданной в беспокойные нэповские годы казной. Извозчик-ломовик, доставивший Мизандронцева с вокзала, помогая разгружаться, пошутил:

— Чем это ты, старик, сундуки набил? Золотом, что ли?

Ответила старуха:

— Иконы там у нас. Старинные и с окладами.

— Ну вот, — проворчал извозчик, — вздумали богов за собой тащить! Они, поди, и провоза-то не стоят!

Так вот бывает: мелькнула у человека гениальная догадка и пропала. А Мизандронцевы, устроившись во временной халупе, потом долго не могли прийти в себя после неловкой извозчичьей шутки.

С тех пор повелось так. Если наступала нужда, Мизандронцев доставал пару десятирублевых монет, кольцо или часы в золотой оправе и отправлялся в Москву.

Потолкавшись в мастерской какого-нибудь ювелира или часовщика-кустаря, он осторожно осведомлялся:

— Монетка золотая не требуется?

— А золото настоящее?

Корабельщик глубоко вздыхал:

— Так ведь за фальшивые монеты в прежние времена каторга полагалась. С лишением всех прав гражданского состояния.

— Эва, сказал! Ищи-свищи теперь эти прежние времена. Надоело нам, честным мастерам, с жульем иметь дело.

Стороны, однако, достигали взаимопонимания, и происходила полюбовная купля-продажа. Если же с Корабельщиком заговаривали, не может ли он принести золота побольше, то он этого порога второй раз уже никогда не переступал.