В зеркале сатиры

Иногда он не успевал заехать из кухни домой и тогда брал внуково питание на работу, устраивал его вблизи компрессорных установок, где всегда было прохладно. Друзья допытывались:

— Что это ты, Фотий, все в компрессорной прячешь? Небось «Столичную»?

— Молочко прячу.

— Какое еще молочко?

— Известно какое — материнское!

Друзья хохотали, но потом, когда увидели бутылочки, аккуратно закрытые ватными пробками, примолкли. А за глаза дали Фотию Георгиевичу новую кличку: кормящий дед. Но справедливости ради надо сказать, что дома его так называли уже давно.

И Фотий Георгиевич не протестовал. Да и был ли повод для протеста, если и в самом деле он кормил беспомощного внука своими собственными руками! И испытывал величайшее наслаждение, когда тот, припав к резиновому рожку бутылочки, так уморительно чмокал губами и бессознательно чему-то улыбался…

Картина, нарисованная автором, может показаться слишком идиллической, но такова уж была натура, с которой она писалась. Фотий Георгиевич нежно полюбил внука, и тот отвечал ему такой же любовью. Невероятно, но факт: первое слово, которое довольно внятно произнес Гоша, было «дед». За мальчиком ухаживала дальняя родственница Крашенинниковых (Фотий Георгиевич овдовел очень рано). Мать и отца, вечно занятых своими студенческими делами, ребенок видел мало, и поэтому дедушка был для него самым близким человеком. Ему же был обязан первыми опытами жизни. Дед научил его плавать и нырять, ловить пучеглазых бычков, карабкаться по береговым кручам, качаться на качелях так, чтобы захватывало дух.

А потом случилось так, что отец и мать Гоши, закончив учебу, получили направление в Ростовскую область. К великому удовлетворению деда, родители оставили сына на его попечение, до того как устроятся на новом месте. Через год с небольшим устройство завершилось, и Фотий Георгиевич получил об этом письменное уведомление, в котором его также поздравляли с новорожденной внучкой. «Ну вот и славно, — отписал Крашенинников, — теперь у вас и своих забот хватает. А мы с Гошей как-нибудь одни перебьемся. Много ли двум мужикам надо?» Так «двое мужиков» — дед и внук — отпочковались, как говорят садоводы, от остальной семьи и, кажется, надолго.

Фотий Георгиевич сидел в саду на просохшей уже от стаявшего снега скамье и радовался по-весеннему припекавшему солнцу. Сегодня у Крашенинниковых выдался трудный день. По поручению правления ЖСК и личной просьбе Канюки он с самого раннего утра пробивал заявку на газификацию кооперативных домов. Дело оказалось совсем непростым. Разбросанная вдаль и вширь Галаховка требовала коммуникаций такой протяженности, что начальник межрайонной конторы газификации просто хватался за голову.

— Не могу, ничего определенного пока вам сказать не могу, товарищ Крашенинников, — твердил он. — Моя задача — обеспечить центр поселка, крупные предприятия, столовые, больницы и, конечно, детские учреждения. А с вами, дачниками, будем разбираться потом.

— Когда же это потом?

— Разве я знаю? — начальник рассеянно посмотрел на фанерный потолок конторы. — Ну, через годик, а может, и через два. Дело покажет.

Такой вариант Фотия Георгиевича, конечно, не устраивал. Вернувшись домой, он надел хорошо сохранившийся форменный эпроновский костюм, надраил медные пуговицы кителя и ботинки и покатил в Москву. Несколько часов потратил Фотий Георгиевич в очереди на прием к заведующему облкоммунхозом и все-таки убедил его. Вернулся с резолюцией, гласившей, что надо обратить особое внимание на газификацию поселка «Лето», в котором живет много пенсионеров и заслуженных ветеранов. Сейчас Фотий Георгиевич жадно ловил уже угасающие лучи весеннего солнца и думал о том, что правленцы будут довольны результатом его поездки.

В предвечерней тишине раздались чьи-то шаги. Кто-то топал по тропинке, с шумом разбрызгивая остатки мокрого снега. «Гошка», — подумал Фотий Георгиевич. И не ошибся. Распахнув настежь скрипучую калитку, внук закричал:

— Дедан, у меня новость! Колоссальная!

Фотий Георгиевич залюбовался крепко сбитой, коренастой фигурой внука и добродушно проворчал:

— Не кричи так громко, горлышко застудишь. Этому тебя, кажется, родная матушка учила? Пойдем в дом, за обедом свою новость расскажешь.

За столом, жадно глотая сваренный дедом флотский борщ, внук делился распиравшими его новостями:

— Понимаешь, дедан, разрешили нам создать конструкторское бюро. При институтской секции подводного плавания. Потряска! Сами будем конструировать аппараты и оборудование. А летом махнем в экспедицию. Красота! И тебя, дедан, с собой прихватим. Как практика и научного консультанта.

— Ну нет, Гоша, устарел я для таких экспедиций. Да и не бросать же на произвол судьбы дом.

— А что с ним сделается? Сосед присмотрит и за домом и за садом. Зато какое удовольствие получишь! На Камчатку поедем, в Авачинскую бухту. Это тебе не черноморская лагуна. Океан! Только вот успеть бы подготовиться как следует. Кстати, дедан, ты знаешь, кто назначен ведущим конструктором?

— Откуда мне знать? Наверное, преподаватель какой-нибудь…