В зеркале забвения

Незнамов сел на краешек предложенной табуретки. Открылась дверь ближайшей комнаты, и девичий голосок недовольно спросил:

— Кого это принесло в такую рань?

— Это не к тебе! — резко ответила женщина, пристроилась напротив и закурила. — Я вас слушаю…

— Человек, который здесь жил летом пятьдесят первого года…

— Когда, когда? — переспросила женщина.

— Летом пятьдесят первого, — уточнил Незнамов.

— Больше сорока лет назад! Знаете, сколько народу сменилось с тех пор? Не счесть! Постоянно жила только наша семья, Додины, пока мы не заняли всю квартиру, и то только благодаря отцу, который был ветераном войны.

— Но этого человека вы должны были запомнить. Его звали Юрий Гэмо, и он был студентом северного факультета Ленинградского университета. По происхождению чукча. Он был женат, жену его звали Валентина. У них только что родился сын, Сергей.

— Юрий Гэмо… — задумчиво повторила женщина. — Нет, такого не было здесь. Жили грузины, чеченцы, эстонец, а чукчи не было…

— Может, припомните? — Незнамов умоляюще посмотрел на женщину.

Нет ничего хуже состарившейся красавицы. То, что украшало Маргариту Додину в молодые годы, со временем трансформировалось в какие-то уродливые формы. Когда-то роскошные волосы превратились в пук неопределенного цвета, который трудно было назвать волосачи, все лицо забугрилось, аккуратный носик навис мясистым отростком свекольного цвета над когда-то пухленькими вишневыми губками. Даже глаза выцвели, как чернила на старой рукописи.

— Он был чукча, — повторил Незнамов.

— Уж чукчу я бы как-нибудь запомнила, — усмехнулась Маргарита Додина. — Сама вербовалась на Чукотку в молодости, на прииск Нультин. Три года отработала там… В наш поселок частенько наведывались оленеводы, меняли мясо и шкуры на водку… Но здесь никакого чукчи не было.

— А когда вы жили на Чукотке, не слышали про тамошнего писателя Юрия Гэмо? — спросил Незнамов. — Он был довольно известный человек.

— Мы такими вещами, как местные писатели, не интересовались у — сказала Маргарита, стряхивая пепел папиросы прямо на пол. — Приезжал к нам местный ансамбль «Эргырон», а про писателей не слыхивали… Разве они у них есть?

Незнамов ничего не ответил. Его вдруг охватило чувство невыразимой тоски и печали, и он, торопливо попрощавшись, вышел на улицу.

Он остановился на некоторое время возле поникшего Крузенштерна, потом побрел дальше к университету, пересек трамвайную линию у выхода на мост Лейтенанта Шмидта и спустился у сфинксов к Неве.