В зеркале забвения

Незнамов кивнул. Ему тоже приходилось слышать так называемые чукотские анекдоты, широко распространившиеся с началом перестройки, но отношение у него к ним было двойственное: одни ему безусловно нравились, а те, где чукчей выставляли совсем уж дураками, он воспринимал с какой-то с душевной болью.

— Ну вот, значит, — начал Зайкин, смакуя мелкими глотками пиво, — снаряжают чукчу в Москву за покупками. И объясняют, что самый большой магазин — ГУМ на Красной площади. Даже и спрашивать не надо: как увидишь большую очередь — так становись за последний. Вот и полетел чукча в Москву. Проходит какое-то время, возвращается с пустыми руками. Односельчане к нему — что такое, почему ничего не купил? А он объясняет: встал-, как советовали, в очередь на Красной площади, полдня простоял. А как подошла очередь — продавец умер. Как умер? — удившись земляки. Так — умер. Даже в стеклянный гроб успели положить.

Незнамов улыбнулся.

— Он, дурак, встал в очередь в Мавзолей, — раскрыл суть анекдота Зайкин.

— Вы думаете — чукчи дураки? — спросил Незнамов.

Зайкин, почувствовав скрытую обиду, поспешил с ответом:

— Так это же анекдот! Вон и про нас, евреев, сколько их!

Незнамов принес еще две бутылки пива.

— Для еврея как-то не совсем обычно ваше рабочее место, — заметил он.

— А что делать? — развел руками Зайкин. — По специальности я инженер. Работал в закрытом конструкторском бюро на оборонном заводе, словом, чего мне тут перед вами темнить: проектировал атомные подводные лодки. Когда выходил на пенсию, казалось, что нам с женой двух пенсий хватит с лихвой. Но как начались реформы, наши пенсии начали таять как весенний снег. Сунулся я обратно на свой завод, а там сами не знают, что делать: атомные подводные лодки больше России не нужны, рабочих увольняют… Походил я, походил, разыскал старых знакомых и вот устроился здесь, в туалете…

— По знакомству? — с удивлением спросил Незнамов.

— А как же еще? — воскликнул Зайкин. — Тут клан! Именно клан, а не мафия. А знаете, что мне помогло? Моя теща многие годы обслуживала туалет на Московском вокзале. Кое-кто из стариков еще помнил ее, Евдокию Федоровну, и это мне стало лучшей рекомендацией. Она тут с двумя дочерьми и жила…

— В туалете?