В Зоне и её окрестностях

День подходил к концу, начинался обычный вечер на Кордоне. Выброса не было уже почти десять дней. Хотя точного графика выбросов не существовало, но все знали, что обычно это явление происходит раз в пять-восемь дней. И редко какой безбашенный бродяга решался последние дни отойти далеко от убежища. Поэтому в Деревне Новичков народу было больше, чем обычно. Сталкеры сидели вокруг костров, кто-то уже ушел спать в полуразвалившиеся дома, кто-то принимал «снотворное», а кого-то пригнала к костру жажда поболтать. Некоторые отправилися на боковую прямо у костра, благо дождя в этот летний вечер, непривычно безоблачный для вечно пасмурной погоды Зоны, не было. Вокруг костров сидели в демократической перемешанности как новички, буквально второй день находившиеся в Зоне, так и бывалые ветераны, которые нередко забредали на Кордон, прильщенные душем за относительно невысокую плату. Установив невысокие тарифы на чистую воду, хитрый старый Сидорович не прогадал. Пришедшие помыться и постираться сталкеры нередко приносили и сбывали артефакты, которые никогда бы не сбыли по ценам Сидоровича, если бы не руководствовались мыслью: «Раз уж все равно к этому барыге пришел, то хрена теперь к другому топать?». У костров говорили об артефактах, о новой аномалии, якобы виденной на Свалке, о Черном Сталкере, если верить слухам, спасшем заблудившегося в аномалиях Табака. У одного костра звенела гитара, но слушателей было мало, сталкер-гитарист, которому явно было за сорок, предпочитал авторскую песню прошлого века. Молодых, для которых Высоцкий давно превратился в часть нудной школьной программы, а фамилии Окуджава и Розенбаум вообще ничего не говорили, такой репертуар не прельщал. У кого другого гитару бы просто отобрали, чтоб заткнулся, но Баллон был известен не только знанием поэзии прошлого века, но и умением и желанием дать в зубы любому, кто прервет его пение. Поэтому певуна просто игнорировали. Впрочем, находились и у этого исполнителя поклонники. Сейчас пятеро сталкеров, в задумчивости опустив наполненные стаканы, внимали, стараясь не пропустить ни строчки, красивому, по-молодому сильному голосу Баллона. Некоторые недалекие люди, исполняя Высоцкого, нарочито огрубляют собственный голос, но сталкер был не из таких, суть его интересовала больше внешних эффектов. Даже Джек по прозвищу Рад, почти не понимающий по-русски, притих, перестал поминутно переспрашивать своего напарника и соотечественника Рубина, о чем песня. А уж сам Рубин слушал внимательней всех, по-русски здоровенный чернокожий говорил почти без акцента. Вообще-то, когда он только появился среди сталкеров, его Руберойдом окрестили, но кличка была чересчур длинной и черный строительный материал мутировал в красный драгоценный камень.

-Так выходит, что зря, зря.

Я так рвался на волю в лагерях, в лагерях.

Бродят толпы людей, на людей не похожих.

Равнодушных, слепых.

Я заглядывал в темные лица прохожих,

Ни своих ни чужих…

Занятому песней сталкеру на секунду показалось, что ему снова восемнадцать и он поёт эту песню у костра на привале во время похода в Крыму, еще по молодости не понимая, что хотел сказать поэт. Баллон запнулся и отложил гитару, опрокинул в рот металлическую кружку, в которой была водка. Сталкер не стал закусывать, он уже наелся, сейчас хотелось напиться. Вусмерть. Сегодня он вернулся из глубокого рейда, где потерял напарника, с которым топтал Зону больше года. Балон опустил руку с кружкой, а голову оставил запрокинутой. Небо было таким же синим и бездонным, как тогда, над Крымом. Не хватало только пения цикад, да и запах горелой резины, витающий над деревней, был не к месту. А еще мирную идилию нарушала частая стрельба со взрывами, доносящаяся со стороны Периметра. Обьединенные силы Коалиции, отстреливая мутантов, в этот вечер развоевались не на шутку, чаще, чем обычно, применяя тяжелое оружие. Но никто из сталкеров особого внимания на отдаленную стрельбу не обращал. Привыкли. Баллон все еще любовался небом, когда к костру подошел Кран, один из тех сталкеров, которых называли «выходными» за то, что, в отличии от большинства зоновских бродяг, они жили за пределами Зоны, а сюда лишь иногда выбирались в рейды.

- Война началась! – не поздоровавшись, крикнул Кран.

- Между какими кланами? – с напускным знанием дела спросил Рогань – новичок, не пробывший в Зоне еще и недели, крепкий белобрысый парень лет двадцатипяти.

- Не между кланами, а между странами! Третья мировая! – Кран устало бухнулся на деревянный ящик.

- Ты шо пил перед ходкой? – удивленно спросил Гобой, а Баллон уставился в лицо «выходного», на нем застыло растерянно-удивленное выражение. «Похоже, не шутит и не врет», - решил Балон.

- Рассказывай! – потребовал Волк. Он услышал слова Крана, сидя у соседнего костра и теперь стоял за спиной у Балона.