Поляков: Усталость от патриотизма тех, кто определяет ныне российское информационное пространство, как-то совпала с моей усталостью от должности: 16 лет – не шутка, особенно, когда на тебе не только тренд да бренд, но и во многом бюджет. Но я ни о чём не жалею. Придя в 2001 го-ду в «ЛГ», мы вместе с единомышленниками из профилактория летаргических либералов превратили газету в острое, наступательное, консервативно-патриотическое издание, увеличив тираж в десять-пятнадцать раз. Но то, что было востребовано вначале путинской эпохи, сегодня оценивается иначе. Власть тоже устаёт от правды. И это заметно. Напомню, я был всего лишь приглашённым редактором, а не владельцем или обладателем контрольного пакета акций. Великий журналист Некрасов тоже расходился со своими издателями по идейным соображениям. В общем, я вернулся туда, где всегда чувствовал себя комфортно, за письменный стол.
Культура:
Поляков: «Русская тема», которую стараются не замечать, на самом деле, на мой взгляд, будет обостряться. Так сложилось, что русские воспринимаются государственной машиной всего лишь как своего рода прокладка между другими народами, составляющими нашу федерацию. Это ошибка, которая уже сыграла роковую роль и в судьбе имперской России, и в судьбе СССР. Кстати, в гимне Советского Союза слово «Русь» всё-таки было. Теперь нет. Правда, странно? А моя новая книга «Весёлая жизнь, или Секс в СССР», написанная в жанре ретро-романа, вот уже три месяца является лидером продаж и постоянно допечатывается. Думаю, если взять недавние короткие списки «Букера», «Большой книги» и «Ясной поляны», сложить тиражи вместе, то получится примерно столько, сколько разошлось на сегодняшний день экземпляров «Весёлой жизни…». Писатель не тот, кто пишет, а тот, кого читают.
Культура:
Поляков: По-моему, сама идея общественных советов при министерствах и ведомствах – правильная. Работа чиновников настолько связана со спецификой функционирования аппарата, что процесс зачастую для них важнее результата: колёсики крутятся, часы идут. А идут-то они иной раз в обратную сторону. Тут и помогает общественный пригляд. Кстати, проблематика заседаний Общественного совета при Минкультуры часто совпадает с той, которая обсуждается на совете думского Комитета по культуре. В нём я тоже состою и активно работаю. Многие темы, прежде чем стать направлениями работы Минкультуры, проходят обкатку на Общественном совете. К нам же обращаются обиженные, если не найден контакт с профильным департаментом. Иногда помогает. Но редко. В случае удаления Дорониной из МХАТа моя резко отрицательная позиция никак не повлияла на решение. На Общественный совет выносят спорные вопросы, требующие всесторонней экспертной оценки. Так было с чудовищным фильмом «Смерть Сталина», оскорбительным для любого нормального человека, знающего историю. По какому-то глумливому чиновничьему недосмотру эту злобную ленту собирались пустить в наш прокат. Зачем? Те немногие, кто считает Россию страной дураков и лодырей, могут посмотреть это «произведение» в Интернете.
Не всё, конечно, удаётся. Так, давно и безуспешно мы добиваемся возвращения толстых журналов, книжного дела и писательских сообществ под эгиду Минкультуры, как это было всегда. Но лет пятнадцать назад, видимо, по той же причине, по которой когда-то появился на свет подпоручик Киже из бессмертного рассказа Юрия Тынянова, литературная сфера была передана… Министерству связи. Правда, странно? Президент Путин тоже очень удивился, когда мы рассказали ему об этом казусе на первом Российском литературном собрании, прошедшем в Москве пять лет назад. Владимир Владимирович обещал разобраться, кроме того, одобрил идею создания Фонда поддержки отечественной литературы и поручил всё это своему советнику Владимиру Толстому. Почему воз и ныне там? Почему Роспечать, которую регулярно и резко критикуют за непрофессиональное руководство литературной сферой, до сих пор остаётся в составе Министерства теперь уже цифрового развития? Думаю, в Минкультуре Григорьеву и Сеславинскому объяснили бы, что литература – базовый, воспитывающий вид искусства, а не способ насаждения затейливого антипатриотизма и тихой автофобии. Что происходит?