Ва-банк

Из двух попыток воззвать к чувству вины, лишь одна угодила прямиком в цель. Дядюшка Рио остался невозмутим. А вот я почувствовала себя виноватой и присоединилась к Нонне у раковины.

— Эй, — сказала я. — Давай я.

Нонна хмыкнула, но отошла в сторону. Было что-то уютное в том факте, что она осталась в точности такой, какой была всегда: частично домохозяйкой, частично диктатором, управляющим семьей запеченными макаронами и ежовыми рукавицами.

Вот только я стала другой. Мне не удавалось сбежать от этой мысли. Я изменилась. У новой Кассандры Хоббс было куда больше шрамов — как метафорически, так и буквально.

— Она становится капризной, если ты не звонишь на протяжении нескольких недель, — сказал мне дядя Рио, кивая на Нонну. — Но ты наверняка была занята? — его лицо загорелось любопытством, и несколько секунд он пристально глядел на меня. — Разбиваешь сердца! — заявил он. — Скольких парней ты утаила от семьи?

— У меня нет парня.

Уже много лет дядюшка Рио считал, что я прячу от него своих парней. И вот впервые, он оказался прав.

— Ты, — Нонна указала на дядю Рио невесть откуда появившейся в её руке лопаточкой. — Выметайся.

Он с опаской взглянул на лопаточку, но не сдвинулся с места.

— Выметайся!

Три секунды спустя мы с Нонной остались на кухне одни. Она стояла, проницательно глядя на меня, выражение её лица слегка смягчилось.

— Тот парень, что забрал тебя отсюда прошлым летом, — сказала она, — тот, что с модной машиной… Он хорошо целуется?

— Нонна, — я захлебнулась от возмущения.

— У меня восемь детей, — сказала мне Нонна. — Я знаю о поцелуях всё.

— Нет, — быстро ответила я, вычищая тарелки и стараясь не задумываться о её последних словах. — Мы с Майклом… Мы не…

— Ох, — понимающе произнесла Нонна. — Он не слишком хорошо целуется. — Она утешительно погладила меня по плечу. — Он ещё молод. Целая жизнь впереди, есть время научиться.

Этот разговор заставлял меня сгорать от стыда, особенно учитывая то, что целовалась я не только с Майклом. Но если Нонна хотела думать, что я так редко звонила домой, потому что мучилась от юношеской любви, пусть так и будет.

Такой вариант принять куда легче, чем правду: я стала частью мира мотивов и жертв, убийц и трупов. Меня похищали. Дважды. Иногда я всё ещё просыпалась по ночам от воспоминаний о тугих хомутах, впивавшихся в мои запястья, и звуках выстрелов, звенящих в моих ушах. Иногда, закрывая глаза, я видела блики на окровавленной поверхности ножа.

— Ты счастлива в этой своей школе? — Нонна, как могла, старалась звучать непринужденно. Но меня не обмануть. Прежде чем стать частью программы «Естественных», я пять лет прожила с моей бабушкой по отцовской линии. Она хотела, чтобы я была в безопасности и чтобы я была счастлива. Она хотела, чтобы я была рядом.

— Да, — сказала я бабушке. — Я счастлива, — я не лгала. Впервые в жизни, я чувствовала, что нашла своё место в этом мире. С моими друзьями из «Естественных», мне не приходилось притворяться кем-то, кем я не являлась. А даже если бы я захотела, я не смогла бы их одурачить.

В доме полном людей, замечающих то, чего не видели остальные, скрывать что-то было невозможно.

— Ты хорошо выглядишь, — неохотно признала Нонна. — Конечно, после того, как я кормила тебя целую неделю, стало куда лучше, — она снова хмыкнула, а затем ласково отодвинула меня и принялась сама мыть посуду. — Когда будешь возвращаться, возьмешь с собой еды, — заявила она. — Тот парень, что забирал тебя — слишком худой. Может он станет целоваться лучше, если на его костях будет хоть немного мяса.

Я прыснула.

— Что вы там говорили про поцелуи? — из дверного проема донесся голос. Я обернулась, ожидая увидеть одного из братьев моего отца. Вместо этого, я увидела его самого. Я замерла. Мой отец работал за границей, и мы не ждали его возвращения ещё пару дней.

В последний раз я видела его больше года назад.

— Кэсси, — отец натянуто улыбнулся мне тенью настоящей улыбки.

Я вспомнила о Майкле. Он бы знал наверняка, что означает напряжение в лице моего отца. Но, в отличие от него, я была профайлером. Из горстки крохотных деталей — содержимого чемодана, слов приветствия — я выстраивала большую картину: кем был человек, чего он хотел, как бы он повел себя в той или иной ситуации.

Но что значила эта его не-совсем-улыбка? Какие эмоции скрывал мой отец? Чувствовал ли он хоть искру одобрения или гордости, или чего-либо отцовского, глядя на меня?

Этого я сказать не могла.

— Кассандра, — упрекнула меня Нонна, — поздоровайся с отцом.

Прежде чем я успела ответить, Нонна обвила его руками, крепко сжимая. Она поцеловала его, затем пару раз стукнула и снова поцеловала.

— Ты вернулся раньше, — Нонна, наконец, оторвалась от блудного сына. Она строго взглянула на него — наверное, так она смотрела на него, когда он в детстве следил грязными ботинками на ковре. — Почему?

Мой отец мельком взглянул на меня.

— Мне нужно поговорить с Кэсси.

Нонна прищурилась.