Ва-банк

Третье: вскрытый почти перед завершением тоннель под банком. Тут уж действительно рок. И все же вспомни: три месяца подряд ты проводил там все двадцать четыре часа в сутки, и каждый час был по-своему интересен. Даже если ты, кроме этого, ничего бы не получил, не стоит сожалеть. Разве все три месяца — даже во снах — ты не ощущал себя миллионером, купающимся в деньгах? И не говорит ли это о чем-то? Конечно, чуть больше везения, и дело удалось бы, но, с другой стороны, все могло обернуться и гораздо хуже. Предположим, тоннель просел бы с одного конца, пока ты находился в другом. И ты погиб бы, как крыса, или они поймали бы тебя, как лису в норе.

Четвертое: холодильник бойни после ломбарда. Жалобы не будет — за исключением таковой в управление по строительству общественных дорог в этой жалкой стране.

Пятое: опереточный путч. Честно говоря, ты никогда не был всецело захвачен этим делом. Политическая борьба, бомбы, которые могут кого-то убить, — это ведь не твое, признайся. В действительности ты просто-напросто купился на краснобайство двух неплохих парней и их обещание исполнить твой план. Но сердце твое не лежало к этому делу потому что ты полагал, что недостойно нападать на правительство, которое позволило тебе выйти из тюрьмы А плюс — то, что ты провел четыре прекрасных месяца вместе с мушкетерами, их женами и детьми; и тебе никогда не забыть тех дней, полных радостей жизни.

Теперь подведем итог. Ты был несправедливо осужден на тринадцать лет, у тебя украдена почти вся жизнь; хотя ты спишь, ешь, пьешь и развлекаешься, но тем не менее никогда не забываешь о том, что наступит день, когда придется отомстить.

Итак, в двух словах, ты был свободен эти два последних года, прошел через жестокие испытания и невероятные приключения. Более того — тебе никогда не приходилось даже искать их, они сами находили тебя. Тебя любили замечательные женщины! Ты приобрел настоящих друзей — смелых и верных. И ты еще смеешь жаловаться? Ты что разорен или близок к этому? Какое все это имеет значение? Бедность — не та болезнь, которая не поддается лечению.

Поэтому слава Господу, Папи! Слава приключению, слава риску, который зажигает тебя каждый день и каждую минуту! Ты выпиваешь его залпом, как прекрасный напиток, проникающий до глубины сердца. И ты готов к тому, что действительно считаешь важным.

Сотрем с доски прошлое и начнем все снова, господа Деньги на бочку! Делайте последние ставки — вот так. А если банк проигран, тогда — снова идем ва-банк, и еще, и еще, и еще. «Девятка! Сгребайте все, месье Папийон! Ваш выигрыш!»

Солнце уже почти касалось горизонта. Красный закат означающий надежду! И я был преисполнен веры в будущее. Подул свежий бриз, и я спокойно встал, чувствуя радость от жизни и свободы. Мои ноги утопали в мокром песке, когда я возвращался домой, где меня ожидали с уловом к ужину. Но все эти цвета, эти бесконечные переливы света и теней на гребешках небольших волн, уходящих к горизонту, тронули меня так глубоко, вызвали такие воспоминания об опасностях, что я не мог не подумать о Создателе, о Боге. «Доброй ночи, дружище, доброй ночи! Невзирая на все свои неурядицы, я все же благодарю Тебя за то, что Ты дал мне такой прекрасный день, полный солнца и свободы, и закончил его таким восхитительным заходом!»

МАРАКАИБО: СРЕДИ ИНДЕЙЦЕВ

Однажды в Каракасе один знакомый представил меня бывшей парижской манекенщице, искавшей себе помощника для работы в новом отеле, который она недавно открыла в Маракаибо. Я с охотой согласился выполнять эти обязанности. Звали парижанку Лоренс, кажется, она приехала в Каракас показать новую коллекцию одежды, а потом решила осесть в Венесуэле. Каракас и Маракаибо разделяет около тысячи километров, и это очень меня устраивало — как знать, а вдруг полиции вновь придет в голову заняться расследованием заговора, в который я так некстати вляпался.

Подвез меня один друг, и вот после четырнадцатичасового утомительного пути по тряской дороге я наконец увидел Маракаибо: город и то, что называли озером, но на самом деле это была огромная лагуна примерно в сто восемьдесят километров длиной и около ста шириной, которую соединял с морем перешеек шириной примерно пятнадцать километров. Город лежит к северу, на западном берегу перешейка, который теперь соединяет с восточным мост, но в те дни людям, едущим из Каракаса, приходилось переправляться на пароме.

Удивительное это озеро. Оно напоминает гигантский лес, где за деревьями, выстроившимися стройными рядами, просматривается линия горизонта. Но это вовсе не деревья, а нефтяные скважины, каждая из которых снабжена устройством, похожим на гигантский маятник, который раскачивается и днем, и ночью, гоня черное золото из глубин земли на поверхность.