Ваал. Неисповедимый путь

Когда к Билли вернулась способность передвигаться, он направился домой. Ноги будто налились свинцом, а в висках шевелилась тупая боль; его радовало только одно: к правой руке постепенно снова возвращалась чувствительность. Билли срезал дорогу, свернув в темный тихий лес, освещаемый улыбающимся лунным человечком. Весь путь до дома он молил, чтобы такое больше никогда не повторилось. «Я еще недостаточно силен, — думал он. — И никогда не буду».

Около Готорна он заметил какую-то фигуру, двигающуюся по гребню холма между валунами и соснами. В облике незнакомца было что-то настораживающее, животное. Билли замер, вслушиваясь и всматриваясь, по фигура уже исчезла. Когда же он стал подниматься на холм, ему показалось, что в лунном свете блеснули кривые острые клыки.

И тут он вспомнил обещание зверя.

«Я буду ждать тебя».

23

— Накормим огонь, братья и сестры! — проревел Джимми Джед Фальконер, одетый в ярко-желтый костюм. Его лицо освещало пламя костра. — Накормим огонь и уморим голодом Дьявола.

Он стоял в середине деревянной платформы, установленной на пыльном пустыре рядом с Бирмингемом. Занавесом служило огромное знамя «Крестового похода Фальконера».

Фальконер улыбался. Перед ним трещал огромный костер, которому уже скормили сотни фунтов бумаги и несколько сотен черных виниловых дисков. Шеренга подростков застыла в ожидании сигнала бросить в костер остальные свои пластинки, а рядом с ними стояла шеренга здоровенных парией с ящиками книг из школ и публичных библиотек. Служба продолжалась уже три часа. Вначале собравшиеся слушали пение псалмов. Вслед за этим началась одна из самых лихих проповедей Фальконера о Дьяволе, пытающемся поглотить американскую молодежь. Затем прошел часовой сеанс исцеления, во время которого люди пели и танцевали.

Горящие страницы носились в воздухе, как огненные летучие мыши. Пластинки трещали и плавились.

— Ну-ка дай мне это, сын мой.

Фальконер осторожно наклонился над краем платформы и взял несколько дисков из рук крепкого молодого парня с короткой стрижкой. Он взглянул на психоделические изображения на обложках и показал толпе диск, принадлежавший группе «Крим».

— Да, это именно «взорвет тебе мозги», не так ли? Это послано из Ада, вот откуда!

Под аплодисменты и крики он бросил пластинку в огонь. Вслед за ней полетели «Джефферсон Эйрплейн», Поль Ревер и «Рейдерс».

— Разве Бог хочет, чтобы вы слушали это? — спросил проповедник, окидывая взглядом собравшихся. — Разве он хочет, чтобы вы отпускали волосы до пят, принимали наркотики и «взрывали себе мозги»? — Он кинул в огонь Сэма Шема и «Фараонов».

В толпе послышался шум, когда Фальконер сломал о колено пластинку «Битлз», засунул обломки в конверт и, зажимая пальцами нос, кинул его в огонь.

— Люди, если кто-нибудь скажет вам, что вы должны носить длинные волосы, пичкать себя ЛСД и трусливо улепетывать от коммуняк, ответьте им: я — большая часть Америки, и я горд...

Неожиданно у него пресеклось дыхание. Острая, холодная боль пронзила грудь, и Фальконер почувствовал, что вот-вот может отдать концы. Он отодвинул в сторону микрофон и рухнул на колени, склонив голову под крики и аплодисменты зрителей, уверенных, что это один из трюков знаменитого евангелиста. Фальконер крепко зажмурил глаза. «О Боже, — подумал он. — Не надо... Господи, пожалуйста... убери эту боль». Он попытался вздохнуть, но остался стоять на коленях, поэтому никто не увидел его посеревшего лица.

— Сожжем их! — услышал он веселый громкий крик.

На его плечо опустилась чья-то рука.

— Папа?

Фальконер посмотрел на сына. Мальчик превратился в красивого молодого человека, стройного, щеголеватого. У него было резко очерченное лицо, обрамленное шапкой курчавых рыжих волос. Его глубоко посаженные глаза светились беспокойством.

— С тобой все в порядке, папа?

— Задохнулся, — ответил Фальконер и попытался подняться на ноги. — Дай мне пару минут перевести дыхание.

Уэйн взглянул на аудиторию и понял, что люди ждут какого-то продолжения. Он взялся за микрофон.

— Нет, Уэйн, — произнес Фальконер с улыбкой на потном лице. — Со мной все в порядке. Просто я задохнулся. Это из-за жары.

— На нас смотрят телевизионные камеры, папа, — ответил Уэйн и выдернул микрофон у отца. Как только он выпрямился и повернулся к толпе, его лицо приобрело волевое выражение, голубые глаза расширились, а великолепные белые зубы обнажились в широкой улыбке. Тело юноши напряглось, как будто микрофон ударил его током.

— Благословение Господне сегодня с нами! — прокричал Уэйн. — Оно трепещет в воздухе, заполняет наши сердца и души. Оно повергло моего отца на колени, поскольку это не слабое дуновение ветерка! Если вы хотите слушать сексуальную или наркотическую музыку и читать сексуальные или наркотические книги, вы будете счастливы в Аду! Господь говорит нам ЧТО?

— СЖЕЧЬ ИХ!

Уэйн балансировал на краю платформы, словно сам готовился прыгнуть в костер.

— Господь говорит нам ЧТО?

— Сжечь их! Сжечь их! Сжечь...