Ваалан

«Зачем сопротивляться, ты обречен, надо просто расслабиться», — это не Зеноби и не Мишааль, это подлец Абдель-Азиз, по рукоятке, торчащего из живота кинжала стекает кровь, попадая на травинки под ногами. Он медленно ступает ко мне. Трава, на которую попадает его кровь, вспыхивает и осыпается мелким пеплом, отмечая пепельной дорожкой поступь негодяя.

Он вытаскивает из брюха кинжал и раздвоенным змеиным языком слизывает кровь. Змея! Была змея, почему у меня плохое предчувствие от этого слова, я их боялся всю жизнь, а сейчас слово «змея» вызывает тошноту.

Вспомнил! Змея, так я называл свою девушку, она и впрямь была похожа на змею с длинным и гибким телом. Она всегда ползла ко мне на кровати, шипя и не мигая, гипнотизируя меня. Но змея оказалась бесхвостой ящерицей. Скинув мне хвост в виде счетов из магазинов, она в один день исчезла. Может, просто впала в спячку? Ведь змеи зимой прячутся от холодов и цепенеют, и только солнечное тепло или большие деньги могут пробудить в них интерес к жизни.

Нет, не хочу змею, они холодные и скользкие. Мне нужно тепло, мне нужен уют и ласка. Хадижа! Вот кто мне может дать тепло и уют, но Хадижа мертва. Но я не хочу умирать, ты не обидишься, Хадижа если я пока не приду? Почему она молчит, обиделась? Маме бы она понравилась! «Мама, милая, как ты? Ну задержался сегодня на работе, зачем названивать десять раз, приеду скоро, ты главное не волнуйся. Я знаю, что тебе было трудно, как ты дрожала надо мной, переживала. Конечно, не буду пить за рулем! Остановит еще мент поганый, попросит дыхнуть в трубочку, а дыхнуть не смогу, потому что не могу дышать!»

Почему я не могу дышать? У меня же пробита грудная клетка, я даже вижу легкие и вижу, как бьется мое сердце. Может, просунуть руку и пощекотать легкие? Чтобы задышали? Но в легких нет нервов, значит, на щекотку не среагируют. Что мне остается? Сдаться или бороться!

«Сдайся», — шепчет ласковый голос.

«Дыши!» — орет голос, я знаю этот голос, это голос моего брата Аймана. Но с каких пор он стал орать на меня, он же на меня как на божество смотрит, Waalaan называет. Айман, ты сдурел? Ты бьешь меня по груди. Так это не носорог мне грудную клетку пробил, а ты? Айман, ты попробовал дури, что мы нашли у негров. У тебя безумные глаза брат, ты явно с катушек съехал! Это надо превращать, ты ударами своего рога мне грудную клетку в сито превратишь!

Резко выныриваю из стометровой глубины, выскакиваю из могилы, разбрасывая землю, вдыхаю полной грудью, освободившись от земли и воды:

— АЙМАН!

Словно камера, настраивающая фокус, глаза приобретают резкость, на фоне светлеющего неба вижу плачущее лицо брата.

— АЙМАН, не плачь!

Со свистом врывается воздух в легкие, переполняя легкие, мысленно посылаю дьявола на самый большой детородный орган в мире: Я МОГУ ДЫШАТЬ! Улыбаясь, засыпаю.

Тайм-аут!

* * *

Алекс метался в бреду, Айман с Натом поочередно смачивали ему губы водой, приподняли голову, чтобы было легче дышать, но дыхание становилось учащенным.

Нат посмотрев в зрачки Алекса, поднесся огонь, ужаснулся: зрачков практически не было, видны были лишь две точки. Еще со школы Нат помнил, что отравления и укусы змеи вызывают уменьшение зрачков. Смуглый сомалиец сидел рядом с укушенным и уже третий час читал молитвы на неизвестном языке. Африканер дивился этой странной дружбе, но спросить, что их связывает, не решался.

Дыхание Алекса стало прерывистым, он замирал на вдохе и выдыхал спустя пару секунд, при этот Нат заметил, что паузы задержки дыхания на вдохе становились больше. В своей жизни ему дважды в жизни удалось видеть укушенных капской коброй, оба умерли. И этот парень умирал, африканер привязался к нему всей душой, ему импонировала манера этого парня говорить по существу, прямолинейно.

Айман продолжать читать молитвы, но Нат уже видел такое, его даже удивило, что спустя почти четыре часа Алекс мог дышать. Те двое, что он видел раньше, умерли меньше чем за три часа. Яд капской кобры, помимо паралитического действия на мускулатуру, имеет еще токсическое действие на мозг. Африканер не мог знать, что происходит, но видел, как выгибался несколько раз дугой Алекс, как стонал и что-то говорил сквозь стиснутые зубы.

Теперь паузы между вдохом и выдохом достигали десяти секунд. Присев рядом с умирающим, каждый вдох и выдох Нат ожидал услышать как последний. Он пощупал пульс: ритм был бешеный.

«Не меньше двухсот ударов в минуту», — решил про себя африканер, понимая, что такой пульс сердце долго не выдержит.

— Айман, мы уже ничем не можем ему помочь, отпусти его, он проживет максимум полчаса, — Нат положил руку на плечо сомалийца. Закончив очередную молитву, сомалиец ответил, глядя на умирающего:

— Этого мы не можем знать, его судьбу решит Всевышний, я молюсь и прошу за него.