Вадим и Диана (СИ)

– Почему они так бояться обидеть кого-то своей естественностью? Все эти обезумевшие от политкорректности писатели, художники, режиссёры спят и видят как бы состряпать что-то ещё более вычурное, чем их собственная неадекватность.

– Господа, давайте не будем повторять ошибки отцов, – вмешался голос Коцака, – в противном случае мы рискуем скатиться к банальностям. Скажите честно, разве бесконечный тупик художественного домысла чем-нибудь лучше приторного медийного позитива? Проблема, господа, в том, что нет альтернативного третьего. Нет достойного, адекватного нашему с вами времени, модерна.

Слева от меня неожиданно вспыхнул светильник да так и замер в утробе мрака матовым прямоугольным маячком, послужив сигналом для джазовой фуги. Я ждал…

– «Lakosta»? Ну, конечно же, «Lakosta»! Я не спутаю этот аромат ни с каким другим. Он твой.

– Жанна…Жанна Вторая!

– Почему вторая? Ах, да… Да ну тебя. Всегда гадость в запасе.

– Не обижайся, Калипсо – ты лучшая в коллекции Станислава Коцака.

– Всё так, но поэма гласит, что Одиссею нужна одна единственная Пенелопа. А я, несмотря на мифическую красоту, всего лишь нимфа, обделённая вашими земными радостями.

– Та нимфа, что родилась в мае под сенью древ полуденной страны, не только миг цветенья продлевает моей короткой призрачной весны…

– А что же? (слышится женский смех)

– … она саму надежду воскрешает и сжечь мосты к минувшему спешит.

(вновь смех)

– Какие милые наивные стихи. Напоминают радужную пену в ванной.

– Такое, милая, у нас тысячелетье на дворе, – недовольно гудит Коцак.

– Ах, Станик, я ведь не хотела и не знала … Глупая… Ты сильно обиделся?

– Я?! Не очень… Ты выросла на поэтических головоломках прошлого столетия и не видишь пока, что мир устремился к простоте и ясности древних. Не видишь, Жанна Вторая и Одиннадцатая.

– Хам!

В разговоре возникает пауза, которую тонко оттеняет едва слышимая джазовая фуга.

– Сколько их было! – протяжно выдувает Коцак.

– Десять – если я не ошибаюсь.

– Насмешница… Я о другом. Тут ни одного существенного повторения: ни в цвете глаз, ни в форме губ, ни в объёме бёдер, ни даже…

Слышаться шаги, щелчок и плавное «швах».

– … ни даже в манере пить шампанское.

– Одержимый Коцак. Совсем больной польский мальчик.

– Вот взять, хотя бы, вас – тебя и твою тёзку. Ведь совершенно разные берега. Один средиземноморский, другой – нордзейский. Цветок и камень, изящная статуя и немая глыба, каприз и чувственная немота. А стиль одежды, а как вы курите, а … И чёрт возьми, всё это мне уже давно знакомо, пройдено. Это не я о вас – это вы во мне. Живёте внутри и мучаете. Каждый раз вновь. Словно вы божественные исключения, будто не бывало ещё подобных… А ведь это ошибка. Моё повторяющееся нескончаемое заблуждение о себе и о вас.

– Хватит! Есть вещи, которые мужчины должны держать при себе или, на худой конец, рассказывать своим озабоченным матерям. Скажи – ты записал диск?

Последовало резкое свистящее «швах», шаги и джазовая фуга взревела хором античной трагедии

– Записал … В последний раз.

– Remarkably! [ 2 ] Ты прав и я тебе где-то сочувствую. Но что делать, если на дворе такое тысячелетие. Если нет больше Женщин и Мужчин, традиций и правил, греха и раскаяния, если наше существование определяют лишь два стремления – респектабельный артистизм и, убаюкивающий разум, культ обладания. Подумай, какое удовольствие жить без рефлексии, насквозь, голодно жрать бытие и не думать о том, сколько его осталось для нас. Благодарю…

– Ты, Жанет, конечно, умница и умеешь сказать… И всё же ты рано меня приговорила. Я понял. Я только сейчас осознал, что мои псевдо…мои собрания… Одним словом – они нужны мне. И им, Жанет…Им они также нужны. Не только для того, чтобы честолюбивая аспирантка из хорошей семьи написала кандидатскую о проблемах молодёжных субкультур нашего города. Здесь искренность, потребность…

– …которую подпитываешь ты, угождая мне и своему алкающему эгоцентризму!

– Пусть так! Ты ведь не можешь знать обо всём наперёд. Не можешь вычислить сроки, угадать последствия. Возможно, мне ещё только предстоит обзавестись душой и совершить подвиг.

– Мне нужно в туалет, – устало произнесла Жанна и фуга умолкла.

Когда загорелись светильники я увидел Станислава. Он быстро подошёл к окну, отодвинул в сторону тяжёлую занавесь и несколько мгновений созерцал зрелый май. Потом, глядя в пол, закурил длинную, плотно скрученную сигариллу.

– Комментарии? – обратился он ко мне

– ……………..

– Да… Ты ещё не видел моей коллекции.

Коцак хлёстко ударил локтем в обойный фон. Раздалось знакомое «швах», стена вдруг зевнула, на мгновение обнажая пустую темень, и вновь застыла, явив миру пёстрый ряд из одиннадцати фотографий молодых женских лиц и одной незаполненной тусклой ячейки.

– Одиннадцать добытых опасным нырянием жемчужин. Одиннадцать образчиков природной неповторимости и грации. Верно?! Это не просто хобби, приятель. Здесь идея. Смысл. В каждой позе, в каждом жесте, в каждой возрастной черте, в каждой округлости и угловатости. Видишь?!