Длинная сигарилла шпагой порхала от одной фотографии к другой, непроизвольно сверкая малиновым остриём раскалённого пепла и оставляя в воздухе долго заживающие дымчатые порезы. Коцак увлёкся. Чёрные вихры его взбаламученной шевелюры свились по обеим сторонам головы в причудливые бугорки; воротник рубашки, и без того приподнятый по моде, вздыбился ещё выше, затвердел, подчёркивая свистящую резкость движений хозяина. Тут раздался шипящий хлопок и один из матовых светильников распластался на полу нелепым осколочным пятном…
Торопливо, словно сказочный герой, бежавший от злого волшебника, спускался я вниз по широким лестничным пролётам сталинского замка. Уже перед самым подъездом, издалека рекомендующим себя запахом сырости и старушечьего выдоха, я представил как вздрогнет за моей спиной 1937, и как громадина здания тотчас пойдёт мелкими капиллярами трещин, чтобы через долю мгновения обрушиться всей надломленной монументальностью в широкую горловину весеннего проспекта.
Правда, ничего похожего не произошло. Я благополучно вышел из холодного подъезда, смаху и глубоко вдохнув пьянящую испарину, беременного грозою воздуха.
На свободе сразу возникли и ясные мысли, и деятельная бодрость, и воспоминание о сотовом, давно молчавшем во внутреннем кармане куртки. Я удивился, что мне не звонит директор, ведь до конца второго за всю мою предшествующую жизнь отпуска оставалось каких-то полтора дня, о которых думалось с тревожным содроганием. Заявленный мною проект стоял, тогда как сроки его сдачи, движимые усилиями извечной подлости, поджимали под самое горло. Оказалось, что телефон просто-напросто выключился, поэтому мир так долго и не беспокоил одного из своих бесчисленных абонентов.
Я ткнул в кнопку «NO» и маленькое чудо случилось – устройство ответило музыкально-световой улыбкой, а через пару секунд нашло и сеть. Тут же, с интервалом в одно моргание, в мою жизнь прорвались три шустрых sms и таинственно замерцали одиннадцатью цифрами незнакомого моей телефонной книге номера. Я открыл первое из них:
«…привет! Я вовремя и ты своб-н? по жизни прости за … Встретимся?».
Второй текст я открывал с нетерпеливой суетностью:
«Ja odna A ti? Ti uez#al, da? Chitay Elinek – #est`! I sumochka porvalas` lybimaja A u tebia nos krasivij i … brovi Ti chem-to poxo# na moego deda v molodosti».
Третий, как мне показалось, открылся совершенно самостоятельно:
« Ты в городе – я знаю. Давай встретимся в «Машуке» около семи? P.S. Приедешь?! Рената».
«Откуда она знает мой номер? Впрочем, Коцак мог сказать».
Я посмотрел на электронное табло, где тотчас сменились цифры, выставляя на всеобщее обозрение новую, никогда более неповторимую, пятьдесят шестую минуту шестого часа этого зачарованного майского дня.
Я снял деньги с карточки в ближайшем банкомате (электронном истукане, озадачившемся моей просьбой на добрых десять минут) и бодро, наполненный разрастающимся предчувствием дождя и грозы, проследовал под куполообразный навес остановки. Большинство ожидающих, как это часто бывает в русских городах, игнорировали предоставленные им государством укрытия. Дружно, точно спортсмены на спринтерском старте, скучились они у бетонной линии бордюра, по-птичьи повернув голову влево, в ожидании невидимой судейской отмашки.
Напротив остановки свежей зеленью и цветением волновались кроны небольшого сквера, копившего в своей тени разговоры подружек с колясками, пивные ссоры, прогуливающей школу молодёжи, да стрекочущие трели неумолчных дроздов.
Начинало парить. Люди вытирали пот и всё настойчивее заворачивали шеи влево. Иные счастливцы, наконец-то дождавшись сигнала, едва не выбегали на дорожное полотно, видимо полагая, что тем самым сумеют ускорить прибытие, замаячившей вдали маршрутки. Я чуть не опоздал на свою – замешкался у ларька, благодаря жуткой нерасторопности пожилой продавщицы-армянки, крикнувшей мне вслед что-то вроде: «зачем вы так быстро живёте?»
Скрипуче затворив двери, маршрутка понесла нас по одной из центральных улиц города. Мне повезло очутиться возле окна и я приготовился (пусть и не долго) любоваться дорожными случайностями природно-техногенного характера.
«Отчего мир так стремительно расползается в стороны? Отчего он так скоро меняет обличье, стараясь поскорее забыть себя прежнего? Сейчас бы сделать что-то конкретное, что-то неукоснительно достоверное и твёрдое, чтобы прозвучало, чтобы сразу стало частью этой жизни и не портились с годами. И нельзя. Оттого лишь, что и самому замыслу такого большого дела невозможно вызреть среди мелких мыслей и маленьких забот» – крутилось и крутилось в моей голове всю дорогу.