Вадим

Такой вот случался у него интерес. Любопытство сознания, вынужденно замкнутого в своих границах. Стремящегося узнать — как это, быть другим сознанием. Вадим иногда пытался представить, ощутить себя, скажем, обыкновенным работягой — слесарем, шахтером, водителем грузовика… каким-нибудь примитивным, нелепым человеком… Как это было бы — прийти домой и испытывать переживания и желания из крохотного списка: раздавить пол-литра в пельменной, поругать Горбачева, выиграть спор о том, выпьет ли ротвейлер литр спирта… Как это — посмотреть на свои заскорузлые пальцы и убогие физиономии в той самой пельменной и ничего не подумать.

Вадим, конечно же, ловил себя на ощущении, что Вадимом быть лучше. Он знал, что так думать вроде бы стыдно. Ничем же он не лучше оттого, что читал такие-то книги и рассуждал о таких-то проблемах. Но знал также, что ему стыдно не будет. И это тем более стыдно. Ай-ай-ай.

Ему иногда удавалось залезть в чужую шкуру, испытать, как ему казалось, что значит быть другим человеком. Тогда возникало ощущение пролета, свистящей дыры. Оттого, что вышел куда-то за привычные рамки. Так можно было экспериментировать с чем угодно, на все посмотреть по-другому. Берешь, например, имя Татьяна. Так себе имя, пресное, приевшееся. Сами эти звуки, сочетание фонем, настолько выдолблены в памяти, что даже ассоциаций не вызывают. А затем делаешь усилие, произносишь это имя как бы с другой колокольни… вроде — а что, если б я это имя в первый раз услышал? Та-ти-ана… Если упражнение удается, то звучание получается экзотическим, видишь римскую матрону. На долю секунды захватывает дух — будто чувствуешь, как в мозгу передвигаются пласты. Неизвестно, есть ли реальная польза от таких упражнений. Зато интересно.

В двенадцать он сел за переговоры. Затем отправился обедать. Думал исключительно о том, как грамотнее выстроить контракт. Сразу после обеда посидеть с Сашей, юристом, и сделать наброски. Зайти к программистам. Вызвать Свету — как она решила вопрос с банкетом — нужна ли Света вообще… ее должность… этим может заниматься и Лера… Карась обещал найти данные… и придется ли все-таки лететь в Германию…

Несмотря на то что Вадим создавал в голове видимость информативного потока на деловую тему, закрепить к нему интерес никак не получалось. Дальним, приглушенным мысленным процессом он изыскивал (пока безрезультатно) способ все исправить.

В три часа позвонила Маша. Не на мобильный, а официально, через Леру. Спросила строго:

— Есть ли у тебя телефон Рыбина? Мне нужно срочно его найти.

Ну конечно, без необходимости не позвонила бы. Видимо, очень нужен Рыбин, раз звонит на следующий же день. Открыл записную книжку, потыкал в кнопки. Маша не жаловала подобные достижения цивилизации, обходилась клочками бумаги. Вот и не знала нужного телефона.

Здесь она сказала:

— Слушай, приезжай домой.

Вот так просто — попросила.

Вадим замер, затем ответил:

— Приеду. Прости меня. Не готовь, я привезу еду.

Маша, через непродолжительную паузу:

— Ну, давай; будем ждать.

Наверное, она так и не придумала, какое значение придать тому, что случилось.

Вознамерившись прибыть с цветами и ужином на морскую тему, Вадим заехал в итальянский ресторан. Затем в супермаркет, где был цветочный отдел. Долго выбирал, поскольку был уверен, что пошлый букет гораздо хуже полного отсутствия букета. Девушка-продавщица была одета безвкусно и крикливо, и на ее суждение он не полагался. Составил композицию: несколько разных цветков, но все фиолетовые, в папиросной бумаге. Ему понравилось, а девушка пожала плечами.

Около выхода бродил мальчик лет семи, в пуховых штанах и с длинными волнистыми волосами. В руках он держал листок и ручку. Когда Вадим поравнялся с ним, ребенок неожиданно спросил:

— А вы не могли бы помочь мне с английским?

Мальчик был симпатичным — ангельски-рекламного вида. Вадим пристроил букет на какой-то стол и занялся распределением иностранных слов по группам.

Только в гараже Вадим обнаружил, что так и забыл букет на столе.

Поцеловав жену, он повинился в утере. К счастью, Маша нашла этот факт забавным. Или сделала вид. Вадим отчего-то умолчал об обстоятельствах, приведших к пропаже цветов. Оба ощущали себя довольно неловко; старались разговаривать шумно и суетливо. Илюшка спросил тонким трехлетним голосом, повиснув у Вадима на шее:

— Пап, ты где был?

— Где был? Да все на работе… Пойдем ужинать.

Позже Вадим уложил сына спать. Закрывая дверь детской, он обнаружил, что разлучился в данный момент не только с ребенком, но и с безопасным заполнителем времени, избавляющим от необходимости оставаться наедине с женой. По всем прикидкам, Маша намеревалась затеять беседу. Ну и сам виноват: нечего было бить ее по лицу. Нет, он не бил — просто хлопнул. Но она, конечно, хочет узнать, зачем ее так. Найти свои координаты в пространстве.

Вадим постарался найти себе легитимное занятие. Прошелся туда-сюда. Маша тоже создавала видимость деятельности — не то по хозяйству, не то по личному проекту. По Машиной спине, мелькавшей сбоку, расслабленной, ничего не читалось.

Обнять — не обнять. Да ну. Вдруг еще…