Вадим

Об этом я рассуждаю, блуждая взглядом по расклеенной в вагоне рекламе. Затем опять бросаю взгляд через соседнее плечо. Вижу еще одну фразу, на новый лад утверждающую необходимость быть оптимистом. И эта фраза неожиданно соединяется с моей внутренней проблемой, колет меня в сердце. «Я одна, одна… даже у этой есть тот, который думает, что он прав…» Я испускаю змеиный, страдающий вздох. И так сижу, внутренне сжавшись, пока в вагон не заходит фокусник в цилиндре и не вытаскивает из-под юбки у толстой негритянки черные кружевные трусики.

А потом, в один прекрасный день, я вдруг решила: хватит. Я все равно никогда уже не встречу любимого человека. (Это в двадцать лет, но пыжась от богатого жизненного опыта.) Значит, выкинем все это из головы. Лет в тридцать рожу себе ребенка и буду жить для него. А до тридцати — на личную жизнь я хотела плевать.

Решение было настолько искренним, что полегчало мгновенно. Вернулись спокойствие и бесшабашность. Это, правда, был уже другой род бесшабашности: легкость и естественность, но уже, если можно так выразиться, мудрого человека. И тут же пришла любовь.

5

Вадим заказал «Гролш» и набрал домашний номер.

— Алло, — взяла трубку Маша.

— Привет, красавица, — объявился Вадим.

Маша, в свойственной ей манере, сразу зацепила за слово какой-то контекст, для нее актуальный:

— Между прочим, ввиду последней беседы, в которой кое-кто вел себя снисходительно… Этот кто-то мог бы компенсировать уколы моему самолюбию и называть меня некоторое время умницей… и без иронии.

— Да пожалуйста, — подтвердил готовность Вадим. — Здравствуй, умница. Хотя, надо думать, ты достаточно умна и уверена в себе… и какие-то там замечания с моей стороны не могут повредить твоей самооценке…

— Да, это правда — перебила Маша. — Но семейные отношения — это такой компот, в котором некоторые ингредиенты должны присутствовать в обязательном порядке. И даже, к примеру, если я знаю, что ты меня любишь, мне все равно необходимо это слышать…

— Я тебя люблю.

Сказал он и сам удивился. Такими словами он никогда не разбрасывался.

— Я тебя тоже, — засмеялась Маша. — Признавайся, выпил, что ли?

— Еще нет, но сейчас выпью. В бар зашел. Так просто. Один, заметь. Звоню предупредить, что еще посижу.

— Ну и ладно. Смотри, не спейся. Только имей в виду, мы сидим тут с Димкой и Милкой, и довольно весело, — прорекламировала Маша.

Вадима этот диалог даже начал захватывать. Он будто бы только раскрывал рот, а разговор вел за него кто-то более сильный и мудрый.

— Это все-таки твои друзья. Может, ты им сейчас как раз жалуешься, какой я противный.

— Типа мне больше делать нечего, — Маша опять засмеялась. — Мы тут мировые проблемы решаем, и вашей персоной никто не интересуется… У тебя прикидки-то есть, когда домой?

— Да я пока не думал… Через пару часиков, наверное.

— Пара часов выпивания в одиночестве — это какая стадия алкоголизма, дорогой?

Маша шутила, но беспокойства скрыть не могла.

— Умница, не волнуйся, — мягко произнес незнакомец Вадимовым ртом. — Я слышу, волнуешься. Могу я раз в сто лет позволить себе эксцентричный поступок? Сижу себе, отдыхаю после напряженного рабочего дня. Ничего особенного.

— Честное слово?

— Честное.

— Ну ладно, — Маша осталась довольна.

— Давай, целую — не скучай. Если что — звони. Илюшка как?

— Нормально, скоро спать пойдет.

— Поцелуй его.

— Ага.

— Ну давай.

Вадим нажал кнопку и отключился. В изумлении посмотрел на мобильник, как будто оттуда его голосом мог управлять незнакомец, скрывшись где-нибудь в микросхеме. Затем сел чуть удобнее; стал наблюдать посетителей.

Бар был совсем небольшим и довольно тихим; музыка пиликала плавная. Видимо, обстановка сообщала присутствующим свои лучшие качества: люди вели себя томно и медленно. Неторопливо хохотала масляными губами бритая голова, расположившаяся на толстой, в сардельках избыточной плоти шее. Вторили ей две густо накрашенные женские физиономии с желтыми гривами и фарфоровыми покрытиями на зубах. За соседним столиком манерно поводила бровями тощая особа в экстравагантных очках, реагируя на двух юнцов с жидкими усиками. Они томились в послеобеденных позах, пуская дым кольцами и через нос. Чуть дальше сидела просто хорошая девушка, и напротив нее — некто в черной куртке, спиной к Вадиму. Сонный, зомбированный ленью бармен уставился в беззвучно моргающий кадрами телевизор, монотонно протирая салфеткой толстую бутыль. В визуальном ряду не было решительно ничего интересного; Вадиму оставались только его мысли. Предлога отвлечься от них он не обнаружил.

Попал же он сюда, ведомый смутной целью: побыть наедине и обдумать всю чепуху, которая вдруг начала с ним происходить. Он собирался даже заключить эти не совсем приятные размышления чем-то значительным и, может быть, окончательным… Так, чтобы вернуть все на свои места и преградить путь дальнейшему развитию странных событий. Вадим сменил позу, потер лоб… И вдруг увидел перед собой радостно-неверящие глаза.

— Вадим?! Дубровин?! — смачно произнес новоприбывший пухлым улыбающимся ртом.

Вадим узнал своего бывшего одноклассника.