Вадимка

Ещё минут двадцать тянутся в мучительном томлении.

Я прижимаю к себе сына, кутаю в брезентовые полы, грею дыханием руки.

— Теперь тепло, как от Тымбы.

Я потихоньку ругаю себя. Зачем потащил мальчишку в глухомань? Сколько ещё кружить нам с таким проводником, как Иван Гурьяныч? И где эти неуловимые эвенки?

Степан Степаныч настроен бодрее. Он смачно жуёт мундштук папироски, встряхивает пачку, определяя, сколько ещё в ней осталось, смотрит на часы. Можно не смотреть: время перекура.

— Как жизнь, Вадимка?

— Н-ничего, дядя Стёпа. Холодно-о маленько-о!

— Холодно, Вадимка. Верно. Ты потерпи, брат. Скоро найдут нас, обязательно.

Степан Степаныч долго возится со спичками: они окончательно отсырели. И вдруг замирает с поднятой рукой.

— Собака!..

И слух и нюх у Степана Степаныча замечательные. Минуты через две и мы слышим радостный собачий лай, громкую команду. Что-то мелькает в сетке дождя там, за дальними кочками. Ближе, ближе… Олени!

— Ура, дядя Стёпа! — пляшет Вадимка. — Олени!

Оленей — два. На первом старик едет. Лицо у него коричневое, волосы чёрные, сам круглый, маленький, в брезентовом плащике, с трубкой в зубах.

Трубка мокрая, не курится — дождь-то какой! Забыл, видать, про неё дед: губами чмокает — она хлюп-хлюп.

Резво спрыгивает старик с оленя, подбегает к Степану Степанычу (он ближе всех стоит), подаёт руку в синих прожилках, смотрит снизу вверх.

— Здравствуйте вам! Меня дедушкой Гарпаном зовут, оленевод я.

— А мы… Путешественники, что ли.

Гарпан согласно качает круглой головой:

— Знаю, знаю, товарищи. Шибко плохо получилось. Встретить вас надо было — оленей не с кем оставить. Ой, куда худо!

— Откуда вы знаете? — искренне удивляется Степан Степаныч. — Сорока на хвосте принесла?

— Зачем сорока? Земля говорит, — улыбается Гарпан. — Приложи к ней ухо, послушай — всё скажет.

Гарпан и говорит и дело делает: вытаскивает из сумы оленью дошку, сухонькую, резиновый плащ, сапоги рыбацкие. Всё отдаёт Вадимке:

— Одевайся, Вадимка. Сейчас домой поедем, греться будем.

— Дедушка, а вы знали, что я здесь? — наивно спрашивает сын.

— Как не знал?! Всё время знал, кому оленя привёл, кому одёжу взял.

— А как, дедушка?

— Один человек сказал. Потом узнаешь.

Он вспоминает про трубку, суёт её в щербатый рот.

— Ой-ёй! Табак забыл. Курит кто, нет ли?

Степан Степаныч угощает его папиросой. Прикрывшись Гарпановым плащом, они делают по нескольку затяжек.

— Пошто блудили-то? — Гарпан смотрит на меня. То ли осуждает за Вадимку, то ли поощряет. — Стоянку нашу прошли. Надо было перед этой еланью право повернуть. Ладно, мы новое место кочевали. Вчера кочевали.

— Так вышло, Гарпан.

— Дедушка, вы щенка не видели? — Вадимка решает выяснить всё сразу.

— Щенка не видал, тебя увидал. Садись на этого олешка, совсем смирный. Шибко поедем. А вы по нашему следу. Ладно так-то?

— Ладно, ладно! — Мы готовы бежать за ним.

Но Вадимке такой план не нравится.

— Дедушка, я на оленях не умею, я лучше на лошади…

— Ты, Вадимка, што за человек? — притворно сердится Гарпан. — То не умею, это не умею. Зачем тайгу ходил? Сядешь, за седло держаться будешь. Олень сам побежит. Сюда как ехал?

— На самолёте.

— Знаешь нашу песню: «Самолёт — хорошо, а олень лучше»?

— Знаю, по радио слыхал.

Я усаживаю Вадимку в седло.

— Смотри не упади.

— Упадёт — земля близко. — Гарпан молодцевато вскакивает на оленя: — Но-но, поехали!

Иван Гурьяныч с моей помощью взбирается на «трон». У нас ещё остаётся Милка.

— Садись, Федя, — предлагает мне Степан Степаныч.

— Садись ты, Стёпа.

Никому из нас не хочется нарушать договора — всю дорогу пройти пешком.

Милку решаем вести в поводу. Её это вполне устраивает.

Тронулись!

В палатке Гарпана жарко, Вадимка лежит на оленьей шкуре в одних трусах. Дедушка натирает его медвежьим салом, норовит повернуть пятками к самой жаре.

— Ты, Вадимка, делай, как я говорю. Все болезни в пятках сидят. Знаешь — нет? Когда старый будешь, всё узнаешь.

Вадимка потеет, вертится, крякает от нестерпимого жара.

— Дедушка, я ж не больной!

— Откуда знаешь? Болезнь, она не сразу кричит, сперва силу набирает. Завернёшься в шкуру, согреешься, мёду поешь, чаю с вареньем попьёшь, оленьего молока самую большую кружку. Завтра как новый месяц будешь.

Степан Степаныч сидит у входа в рубашке, в спортивных брюках, с интересом наблюдает за хлопотливым эвенком.

Может, не крутился бы так Вадимка, если б не Асаткан, дедушкина гостья. Она смотрит на Вадимку чёрными глазками, надувает и без того круглые щёки и хихикает втихомолку, прикрываясь рукавом. Непонятно ей: зачем лечить здорового человека?

— Ты чево знаешь? — прикрикивает Гарпан. — Совсем ничево. Как это: от горшка два пальца? Так, нет ли?

— Два вершка, — охает Вадимка. — Дедушка, хватит!

— Но, тогда ладно, — соглашается дед. — За стол садись, все садитесь. Оленье мясо есть будем, чай пить, немножко отдыхать. Асаткан, чево стоишь, угощай гостей!