Вагнер – в пламени войны

Нередко рядом с нашей точкой клали хохлы и свои мины, выпускаемые из минометов. Так, вечером, когда уже стемнело, мы находились в портике возле веранды – не успели вздрогнуть даже, удар за ударом и так раз пять или шесть по дому, что находился напротив нас по ту сторону улицы. Дом горел как костер, а там ведь тоже стояли наши люди, вагнеровцы. Их завалило, если они были в подвале, или убило сразу, если они находились в доме. Это ударил украинский «Град». Это не миномет, когда мины рвутся с интервалом во времени. «Град» посылает свои заряды как бы автоматически, раз за разом. Тут даже среагировать не успеешь, так как это реактивная система залпового огня – меньше пол минуты, и в цель попадает пять или шесть снарядов. Чтобы проще понять читателю, то надо сказать, что «Град» только за 1 минуту выпускает 40 снарядов. Вот они, украинцы, и сожгли соседний дом. Вычислили кардинаты и сожгли. Или птичка вычислила, скорее всего, или наблюдатели с той стороны из зеленки, или же с элеватора. Хотя не понятно было, зачем им понадобилось уничтожать именно то здание, напротив нас. Там тоже у них находился пост наблюдения за зеленкой. Позади элеваторов поле, открытая местность, а за ней зеленка – лесополоса. Замечу также, что все эти лесополосы давно уже ввиду боевых действий на этой территории разрослись и часто представляли собой, так скажем, маленькие такие леса, или лески.

Ночью мы здесь также обменивались автоматными очередями с противником, но это был скорее обмен ударами вслепую. Такие перестрелки друг с другом пользы не приносят, а скорее носят характер психологического давления на противника. Они нас психологически желают подавить, а мы их. Не более того. Да, этот случай с ударом «Града», который черт его знает по какой точке еще «целился»[7], заставил нас уйти из дома в ближайший подвал, что находился от входа на веранду сразу справа. Днем сюда затащили железную печку, что лежала под окнами дома у плодовых деревьев, и поставили ее на кирпичи. Провели трубу в отверстие в потолке. Дымила поначалу, затем перестала. Дров в дровянике было много, целый склад колотых дров. Ночь. Не спим. Рация работает, а вернее разрывается переговорами.

– Ты людей подними! – кричит или уже уговаривает старшего группы по рации Пепел.

– Не встают, пулемет работает, – голос из рации.

– Поднимай… Дотянитесь до него, убейте его. Там немного совсем! Гранатами забросайте его. Взять этот кусок и все. Возьмите этот кусок, дальше ничего нет, это ваша безопасность… Дальше открытка, парни. Убейте его, гранатами забросайте.

Вот уже другой голос, видимо с другого штурма, доносится из рации:

– Что делать? Кроют здесь нас. Головы поднять нельзя. У нас двухсотые. Делать что?

– Дотянись до кого сможешь и отводи людей… До кого сможешь как-нибудь дотянись и отведи, – отзывается командир в рации.

– У меня комплект БК, я сейчас его сделаю, – прорывается в рации еще чей-то голос.

– Юст, Юст… Юст Пеплу! Юст, Юст, Юст. Юст Пеплу. Ну, кто-нибудь, кто-нибудь возьмите рацию… Дотянитесь кто-нибудь до рации… Юст!

– Юст на связи, – вдруг раздается ответ из рации.

И не понятно здесь мне было, то ли правда сам Юст вышел на связь, то ли Юста уже нет в живых, или, может быть, сильно занят и ответить сразу не мог, ведь все же это штурм. «Возможно, и убит, хотя ему всегда везло, и значит, не будем делать поспешных выводов», – думаю я об Юсте.

Такие переговоры по рации на войне не новость, и к ним привыкаешь, воспринимаешь все это как данность. Но, находясь уже дома и печатая эти строки, я понимаю, что подвиг «Вагнера» там был велик. Штурм за штурмом, умирая и получая ранения в атаках или обороняя свои позиции, или же умирая и получая ранения под минометными ударами противника, вагнеровцы упорно делали свое дело. «Вагнер» тогда, в те суровые дни, без преувеличения скажу, спас Россию от разгрома, стянув на себя силы противника. Подвиг «Вагнера» теперь в веках, и каждый вагнеровец, погибший ли там, вернувшийся ли домой или уже умерший потом, в каком-нибудь в 2054-м или в 2064 году (прочь отрезки времени, они нам здесь уже не указ), уже войдет в историю и обессмертит в мировой истории свое имя. Мы уже все вечные. Все ушли в бессмертие. Так есть.