Вагон из прошлых лет. Сборник стихов

Угас тому назад столетье

Народовольчества размах.

И мы той боли не забыли,

Как молча строились в полки.

Спасать Москву со всей Сибири

Шли лагерные сибиряки.

И сколько кануло их в Лету,

В таежных этих городках,

В косоворотках, в эполетах

И просто в русских мужиках.

Молчанье – вечный знак Сибири,

Ее величье, не вина.

И надо всей таежной ширью

Царит поныне тишина.

* * *

Санкт – Петербург

Жемчужных раковин волшебней

Поднялся город из воды.

Петра апофеоз победный,

Творенье духа и мечты.

Невы простором окрыленный,

Он ветром полнит паруса.

И статуй бронзово-зеленых

Глядят незрячие глаза

Туда, за далью моря пенной,

На неизведанный простор.

Плывет российскою сиреной,

Куда десницу Петр простер.

* * *

Вена

Вена: вальса круженье,

Европейская ось,

Судеб круговращенье,

И истории гвоздь.

Вена: век триумфальный,

Поступь императриц,

Век дворцовый и бальный,

Бонапартовский блиц.

Выгиб венского стула,

Грациозней богинь:

Его бедра округлы,

Плечи эрцгерцогинь.

Бархатистые ложи

В старом венском балете,

Как атласная кожа

Антуанетты.

Вена пышно нарядна,

В окруженье веков,

И ажурно-парадный

Облик старых дворцов.

Здесь ампир по соседству

С уютным кафе.

Кофе верное средство,

Когда ты под шафе.

Когда жизнь потускнела,

И не в глаз все, а в бровь,

Вена гонит по телу

Горячую кровь.

* * *

У стен шекспировской Вероны

Брожу я, словно в чутком сне,

И лишь Джульетты дворик скромный

Дух драмы пробудил во мне.

На узкой улице Мадзини,

Одетой в мрамор, как в паркет,

Слепят роскошные витрины,

Но ни следа Ромео нет.

И нынче молодые снобы

Не заберутся на балкон

И не поставят в страсти ль, в злобе

Судьбу и жизнь свою на кон.

Страсть утолит пивная пена,

Любовь – тугие кошельки.

На гладиаторской арене

Давно уж не звенят клинки.

Гид с бронзовой Джульеттой замер,

Обняв на счастье, быстр, как ртуть,

Ее, под вспышки фотокамер,

Отполированную грудь.

Шумит блестящая Верона

У древних стен, у входа в бар,

И дней Шекспира отблеск темный

Лишь туристический пиар.

* * *

Венеция

Вся в золоте роскошная столица дожей.

Под маской прячет лик патрицианка.

Играет жемчуг на атласной коже

Прекраснейшей венецианки.

Владычица морей и островов,

Дитя любви Европы и Востока.

Меж смуглых, резвых скакунов

Редчайший, золотистый локон.

Глядит на вас прекрасная, как сон,

Великой кистью на века согрета,

Глядит из прошлого, из мглы времен,

Из глубины старинного портрета.

Все в прошлом. Обмелел канал

И зданья ветхи на картине.

Собора потемнел портал

И в воду рушится лепнина.

* * *

Средиземное море

У подножья Европы.

Омывало оно

Ступни ног Пенелопы.

Флорентиец жестокий

Здесь натягивал вожжи

После страстных утех

С Лукрецией Борджа.

Здесь ступив на корабль,

Словно сгинула, канула

В просторах морских

Княжна Тараканова.

Где рыбак поднимал

Сети с бьющейся сайрой,

К морю с греческих круч

Апеллировал Байрон.

И лазурное море

С прибрежных куртин

Безмятежно писал

Сильвестр Щедрин

На закате тревожил

Тайной сладкого груза

Над вечерним Сорренто

Страстный голос Карузо

Ввысь стремился над морем,

Синим, словно атлас,

Голос чистого жемчуга

Марии Каллас.

Средиземное море –

Облик тих и обманчив:

Как последний романтик –

Дон Кихот из Ламанчи.

* * *

В Париж перенестись без визы,

Где спят над Сеною мосты.

С бульваров мокрых на карнизы

Летят осенние листы.

Монмартр, не на холсте, не в раме,

Дождливой дымкою обвит,

И Шербурская мелодрама

В холодном воздухе звучит.

А здесь рябин осенних гроздья

Средь подмосковных дач рябят.

Со станций рыночные розы

Несут в осенний листопад

И скоро уж подступят сроки,

Когда не кинешься в бега,

Когда бессильны будут строки,

Как одинаковы снега.

Тогда опять, всех ближних ближе,

Прихлынет давняя мечта

В объятья кинуться к Парижу

Вдруг, безрассудно, очертя.

6.Пушкинский венок

* * *

Царскосельская сирень

Сирень цветет на островах,

Средь царскосельской тишины.

В озерах, словно в зеркалах,

Ступни богинь отражены.

Ночами, с мраморных ступень

Они спускаются к воде,

И кружит голову сирень,

И ветки клонятся к звезде.

И по ночам, на берегах,

3вучат здесь возгласы и смех.

С венками нимфы на лугах

Резвятся, полные утех.

В кустах акаций промелькнет

Нагой девичий силуэт.

И кто-то в воду соскользнет,

Промчит лесной кордебалет.

Но только луч скользнет едва,

И день проступит над водой,

Безмолвны стынут острова,

Умолкнет разговор ночной.

И где застиг их свет звезды

С земли свой не подняв наряд

Совсем продрогнув у воды

Нагие статуи стоят.

* * *

Пушкин в Тавриде

Мне крымский является Пушкин.

Он видит с горы Аю-Даг

Приземистую Алушту,

Скалистый и желтый Судак.

Он ветрен, горяч, саркастичен,

Прощается с морем, грустит.

Он мальчик еще романтичный,

Но скоро свой ямб остудит.

И старый Гурзуф, кипарисы,

И теплое море в ночи,

Тавриды скалистые мысы –

Все южной поэмой звучит.

И может прощание с морем

В нем было прощаньем с собой,

С друзьями, с востоком, с Босфором,

С безоблачной детства судьбой.

И верно сквозь пенные бурки

На море и тающий дым

Декабрьский мятеж в Петербурге

Уже вырастал перед ним.

* * *

Полотняный завод

Затерянное в глухих местах калужских,

Стоит имение Натальи Гончаровой.

К ней в этот дом он приезжал,

Входил, смеясь: морозный, шумный, в русской шубе

И в комнатах вдыхал тончайший запах

Ее духов любимых.

И говорил себе, что здесь он муж,

Ее, Наташин, и вспоминал,