Как был он женихом-ревнивцем,
И вздыхал: Наташа,
Ну, наконец, мы снова вместе, женка.
Она же, вся сияя,
По-французски говорила: Alexander,
А ночью называла только Сашей
И сплетались руки, и шептали губы…
* * *
Двойная дуэль
Срываются с веток снежные хлопья
Под Санкт-Петербургом в лесу.
От выстрелов падает снег, словно хлопок,
На мертвую полосу.
Здесь так ослепительны белые снеги,
Где Черной речки прорез.
И в Пушкина холодно целит Онегин,
И в Ленского метит Дантес.
Далекими шпилями город темнеет
За дымкою зимних полей,
Где легкой поземкою снежною веет,
Но здесь тишина средь ветвей.
Душевных сомнений не знает обузы
Жалкое племя повес.
И это в поэзию – в юную музу
Стреляют Онегин – Дантес.
Как денди воспитаны, в холе и в неге,
Талантов не берегут.
В саму поэзию целит Онегин
И рифмы судьбу предрекут.
Вы оба под пулями, Пушкин и Ленский.
Убийц ваших участь жалка.
В поэтов с наивной душой геттингенской
Бьют с лету, наверняка.
Века не растопят белые снеги,
Где Черной речки прорез.
В поэзию холодно целит Онегин
В поэта стреляет Дантес.
7. Ветер странностей любви
* * *
Про юных чаровниц Шекспира -
Пажей прелестных и блудниц,
Божественных, как юность мира,
В любви не знающих границ,
И вдохновенных и пьянящих,
На сцене и в любви – актрис,
Про юных ветрениц, разящих
Сердца клинком из-за кулис.
Про них, средь бурь, под парусами
К нам по волнам летящих фей,
Зовущих дерзкими глазами
С бортов пиратских кораблей,
В глухую ночь и в непогоду,
И в полдень, когда ветер стих,
Их юной дерзости в угоду
Слагаю этот быстрый стих.
В них тайны все, открытья мира,
Бродяги, братья по крови.
И треплет волосы ревниво
Им ветер странностей любви.
Глаза их в блеске ночи лунной,
Заглянешь, словно сгинешь прочь,
Венецианскою лагуной
Манят в Двенадцатую ночь.
Где невозможное возможно,
Пусть бой, пусть пир среди чумы…
И тщетна вся предосторожность
Пред юным натиском любви.
* * *
О, это золото волос
Твоих, влюбленная Джульетта!
Ты говорила о любви
С Ромео пылким до рассвета.
Но от тебя бегу я прочь,
Где моря вольная картина.
Царит «Двенадцатая ночь»
В покоях герцога Орсино.
И золотом озарены
Морей неведомых просторы,
Где все друг в друга влюблены
И вянет яблоко раздора,
Где дышит синева в глазах
Блистательной венецианки,
Что смуглою рукой в перстнях
Зовет с подушек оттоманки.
Закатом вся освещена
Венецианская лагуна,
И кораблей теснится тьма,
И сыплют золото со шхуны.
* * *
Боттичелли – юность и грация,
И порывистость и любовь.
Как изломы южной акации
Средиземной красавицы бровь
И жгуты из волос вокруг шеи
Парусами бьют на ветру
У летящей солнечной феи
В мир явившейся поутру.
И художник крылатой богине
На картине вздымает персты.
Цвет зеленый и красный, и синий
Вместе с золотом льет на холсты.
* * *
Эта женщина, как гроза,
Всем вокруг себя угрожала.
И сверкали ее глаза,
Словно молнии и кинжалы.
Эта женщина, словно шквал,
Что неистовствует и лютует,
Всех вокруг себя раскидав,
То затопчет в грязь, то милует.
Но влечет ее темная мгла.
Словно кони промчались лихие,
Буря, краем коснувшись, прошла:
То ли женщина, то ли стихия.
8. Часы идут
* * *
Ты жив. Ты в окруженье жизни
И солнцем ласковым согрет.
В душе живут простор отчизны,
Твоей любимой силуэт.
Ты ощутил дыханье неба
В орбитах золотых стрекоз,
Связал в единстве быль и небыль,
Природы солнечный хаос.
И век весь суждено метаться,
То ненавидя, то любя,
Пока, в том сможешь ли признаться,
Смерть упорядочит тебя.
* * *
Простор
Я выхожу в раздолье,
К обрыву на реке.
Вдали на ровном поле
Встал город, как макет.
Лесной простор прозрачен,
Невозмущен, волнист.
В нем каждый стебель значим
И вечен каждый лист.
И полон мир значенья,
Любви и глубины.
И мне предназначенье
Стать частью тишины.
* * *
Черно-белый мир весною
Стал ожившим и цветным.
Дышит он голубизною,
И одет в зеленый дым.
Засияли медью трубы,
Солнца хлынули лучи.
Мир холодный, черствый, грубый
Теплым стал, как калачи.
Платья женщин заиграли
Всеми красками палитр.
И закаты запылали
Жаром огненных селитр.
Открывает мир богатства
Словно в лавке ювелир,
Райских грез цветное царство
Как кино цветного мир.
Восхищен я, но не скрою:
Мне дороже все равно
Чуть наивное, родное,
Черно-белое кино.
* * *
Огни, огни – как шифр Вселенной,
Ночные солнца городов.
Часы идут, но неизменно
Нам дарит жизнь еду и кров.
И время властно верховодит
Пустынным городом ночным.
С лица земли часы уходят:
Один уходят за другим.
Так, все друзья твои уходят.
Ушли… . Один остался ты.
Тебе в оставшиеся годы
Свои оставили черты.
Ты все их в памяти распутай,
Посол среди племен чужих,
О прошлой жизни их и судьбах
Другому веку расскажи.
* * *
Осенний ветер листья гонит
Как будто гонит чьи-то судьбы.
Зачем спасаться от погони?
Не лучше ль вечно скалить зубы
И душу подменив апломбом
От бед общественных и личных,
И даже водородной бомбы
Искать убежища в шашлычных.
А там, там в «Жигулевских» просинь
Глядеть как в дуло пистолета.
Так благороднейшая осень
Становится пивного цвета.
И музыки вся бесконечность –
К осетрам соус и приправа.
Так на вселенную, на вечность
Мы с каждым днем теряем право.
И университеты к черту.
Заменят их универмаги.
Они в фаворе и почете.
Они волшебники и маги.
И с шумом выползают вещи.
И заслоняет смысл реклама.