- Да, мама, - ответил Тутмос и поспешил объяснить: - Когда я вылеплю модель лица из глины, то должен сразу же сделать с него гипсовый слепок, раньше, чем глина высохнет и потрескается от жары. Если мне потом придется еще раз работать над этой моделью, я вновь наполню форму сырой глиной. Потом глиняную модель можно будет легко вынуть из формы. А тонкое полотно нужно для того, чтобы обложить форму изнутри и как можно точнее передать все мельчайшие детали модели.
- Покажи-ка мне полотно, которым ты пользуешься, - сказала мать, и в ее голосе уже не чувствовалось усталости.
Тутмос сделал знак Хори, чтобы тот принес кусок. Старуха схватила его, подобно нетерпеливому ребенку, которому протягивают игрушку. Она поднесла ткань к своим близоруким глазам, помяла между пальцами и рассмеялась.
- Это ты называешь тончайшим полотном? - сказала она. - Самым тонким во всем Ахетатоне? - И ее глаза гневно блеснули. - Достань мне ткацкий станок! И я сделаю то, что вам надо! Не материю, а вуаль! Вуаль, прозрачную, как паутина!
- Но, мама! - вмешался Тутмос. - Ты же не должна больше сидеть за станком! Вся твоя жизнь прошла около него!
- Я не должна больше ткать?! - закричала старуха, чуть не сорвав голос. Казалось, что гнев, который долго накапливался в ее сердце, вырвался наконец наружу. - Вы не позволяете мне ничего делать! Что ж, я так и должна доживать свой век сложа руки? Мне дозволено лишь есть и спать, и мой единственный путь - от кровати к столу и от стола к кровати!
- Мама! - крикнул Тутмос, испуганный ее возбужденным лицом. Но уже в следующее мгновение радость охватила его. Наконец-то с нее слетело это проклятое равнодушие, это убийственное безразличие. Разве у нее раньше были какие-нибудь желания? И вот... Наклонившись к матери, он крикнул ей прямо в ухо:
- Ты получишь свой станок!
Мать повернулась и вышла из мастерской. Тутмосу показалось, что она выпрямилась и подняла голову.
"Что же случилось с Эсе?" - подумал он. Посмотрев на начатую работу, он решил, что все равно не сможет ее закончить.
- Погаси светильник, Хори, - сказал Тутмос и поспешил за матерью.
Служанки уже раздали ужин подмастерьям, в столовой смеялись и шутили. Когда мастер вошел, голоса стихли. Однако он не обратил на это никакого внимания и прошел прямо в спальные помещения. Эсе он встретил в узком проходе между жилыми и хозяйственными комнатами.
- Что случилось с тобой, любимая? - спросил он.
- Ничего! - ответила она. - Уже все прошло! Может быть, она просто завлекала его? С нежностью, но в то же время и с некоторым раздражением Тутмос посмотрел на нее. Может быть, он уделяет ей недостаточно внимания? Но разве не встает он с постели ранним утром и не работает до глубокой ночи? А разве она не имеет права на его ласку, на его близость? Но неужели это право надо отстаивать с помощью обмана... с помощью притворства?..
- Эсе! - сказал он, и голос его звучал скорее строго, чем ласково. Ты послала мать лишь потому, что захотела меня видеть? Тебе хотелось, чтобы я пришел? Решила, что я забыл про тебя? И притворилась больной, подумав, что я не приду? Скажи правду, Эсе, между нами не должно быть лжи!
- Да, это так, - сказала она, надув губы, как капризный ребенок. - Мне хотелось, чтобы ты пришел. И я рассердилась на тебя. Но то, что мне было нехорошо, - это правда. Мне действительно было плохо.
"Ребенок! - мелькнуло в голове у Тутмоса. - У нас ребенок!"
Горячая волна нежности охватила Тутмоса, будто сам Атон коснулся его своими лучами. Он взял на руки жену, которая и сама была почти ребенком, а теперь собиралась стать матерью, отнес в спальню и положил на кровать.
- Я делаю в своей мастерской модели из глины и камня, которые мне заказывают. В тебе же рождается другая модель, из плоти и крови!
Улыбка, которая появилась на ее губах, подтвердила его предположение. В комнате наступила такая тишина, что Тутмосу показалось, будто он слышит биение своего сердца.
- Значит, между нами нет лжи? - начал он снова. - И не будет никогда? - Он посмотрел ей прямо в глаза.
- Ее нет и никогда не будет! - ответила Эсе, но он не заметил, как задрожал ее голос.
Однажды Тутмоса позвали во дворец. Погребальные помещения для вечного жилища Эхнатона уже были вырублены в скале, и теперь царь пожелал на месте показать своему главному скульптору, как ему следует украсить гробницу.
В назначенный день они выступили очень рано. Царя несли в носилках, остальные шли пешком. Это была совсем небольшая группа: Мерира - верховный жрец храма Атона, Нахтпаатон - верховный сановник, Тутмос и маленький отряд личной охраны царя, без которого Эхнатон никогда не покидал дворец.
Они спустились в сухое русло реки и прошли через расщелину в скалах, еще с незапамятных времен вымытую дождями. Тутмосу это место было хорошо знакомо. Как раз сюда водил он старого Неджема показывать Ахетатон.