Ваятель фараона

"Суд, - думает Тутмос, когда, смиренно склонившись, идет к дверям. Суд! Это единственное, что она могла сказать? Но ведь правды без милосердия не существует! Только разве могут понять это те, кто властвует?"

И все же слова Нефертити затронули в его душе струны, которые он считал уже порванными. В тот же час отправился он к вечному жилищу Эхнатона, велел принести себе еды и питья и устроить ложе из покрывал и циновок в гробнице, которую он теперь не покинет до тех пор, пока фриз с изображением скорбящих об умершем не будет закончен.

Каждый удар резцом делал он сам и сам наносил краски. Ни один из его подмастерьев, даже сам Птах, не был допущен к рельефу. И вот сделан наконец последний штрих.

Отступив на несколько шагов от своего произведения, Тутмос долго рассматривал его в колеблющемся свете светильника.

Кого оплакивают женщины, заламывая руки, вырывая себе волосы, закатывая глаза?

Эсе? Она была как полураспустившийся цветок лотоса, сломленный бурей. Если бы буря пощадила его, лепестки постепенно раскрылись бы, а потом увяли бы и опали. Так стоит ли плакать из-за того, что этого не произошло?

Или скорбят они потому, что и Эхнатон, царь, так же смертей, как и его ничтожнейший слуга? И есть ли различие в смерти царя и самого обыкновенного человека? Сотрясается ли в таких случаях земля? Погибает ли порядок, право и справедливость, если перестанет жить тот, кто ими управляет? Или бог производит на свет уже другого сына, призванного заботиться о том, чтобы то, что было установлено ранее, не распалось? Почему люди страдают, почему сердца их от рождения и до кончины трепещут от муки, если сама жизнь их в руках Атона, который выводит из тьмы на свет все творения, отсчитывает часы их жизни и дарует км гробницы, где они могут видеть его и после своей смерти? Или люди страдают потому, что сами становятся в тень, хотя бог озаряет их своими светлыми лучами?

Тутмоса не было, когда Нефертити и царь осматривали его работу. Закончив ее, он сразу же оставил погребальные камеры. Похвалы ему теперь были не нужны.

- Видел ли ты что-нибудь подобное? - спросила царица своего супруга, глаза которого были обращены к стене.

Эхнатон улыбнулся:

- Ты хочешь получить похвалу за скульптора, которого избрала.

- Да, - ответила она, - я хочу этого!

Суд состоялся, но он ничего не принес Тутмосу. Царица пощадила его, и скульптора не пригласили в суд как свидетеля. Аба понес наказание, так же как и Маи со всеми своими сообщниками. Он обеспечивал родственников выгодными местами, которые давали им зерно, растительное масло, полотно. Сквозь пальцы смотрел он на своих управляющих, допускавших злоупотребления в находившихся под их надзором царских имениях, которыми они управляли не лучше, чем Аба. Да, рука руку моет, но от этого они не становятся чище.

Гробница Маи была разрушена, имя его стерто, а самого его направили на горные работы в восточную пустыню. Но Тутмос не уничтожил слепок его головы. Чего ради было это делать? Когда взгляд его устремлялся на эту голову, ему казалось, что он ведет беседу наедине и с этой исковерканной жизнью.

Под следствие попал и сам Туту. Однако он оправдался. Ни того, кем был Уна в действительности, ни того, что он вел запрещенную игру с Азиру, Туту не знал. В доказательство прочел он царю письмо, которое прислал ему аморитский правитель:

"К ногам моего владыки, моего бога, моего солнца падаю я ниц семь и семь раз. Мой владыка, мой бог, мое солнце! Что мне еще искать? Лик царя, моего господина, прекрасный лик вечно ищу я. О господин! Не внемли словам моих врагов, которые хотят оклеветать меня! Потому что я твой вечный слуга. Я исполняю все желания моего господина. Все, что исходит из уст господина моего, я исполняю. Смотри, восемь кораблей, и стволы кедров, и все, что мой царь, мой господин, мой бог, мое солнце от меня требует, - все я исполняю.

Мой господин! Увидишь - я приду к тебе, как ты того пожелал... Я поспешу прийти к тебе. Однако царь хеттов сидит в Нухашше, и я боюсь, что в мое отсутствие он может вторгнуться в страну Амурру, страну царя, моего господина. Потому что в двух днях пути от Нухашше находится Тунип, и я боюсь, что он будет угрожать этому городу, владению царя, моего господина.

Когда же царь хеттов отступит, тогда приду я.

И я, и мои братья, и мои сыновья - слуги царя, моего господина на вечные времена!"

- Почему же ты мне раньше не показал этого письма? - спросил царь раздраженно.

- Уна тогда сказал, - ответил Туту, - что он намерен сначала поехать на север, чтобы убедиться, соответствуют ли истине слова Азиру, прежде чем обременять царя, нашего господина.

Согнувшись, стоял Туту перед Добрым богом, не осмеливаясь поднять на него глаз. Но он чувствовал на себе взгляд Эхнатона, и ему становилось страшно. "Дело идет о жизни и смерти", - подумал он и пал ниц перед царем, поцеловав землю у его ног.

"Так все они пресмыкаются передо мной, - с отвращением глядя на Туту, думал Эхнатон, - все они так пресмыкаются, когда я стою перед ними. Когда же они уходят с моих глаз, тогда делают то, что пожелают!"