Ваятель из Хэллоуина

– Но здесь я не выражаю никакого восторга, – огорчился Дениска. – Ведь вслед за некоторыми многочисленными государственными структурами в наш славный посёлок помчится и море прихлебателей, почитателей нашего замечательного и, во многом, удивительного президента. Ведь он, непременно, будет организовывать, именно, здесь самые разные экономические форумы и спортивные соревнования глобального масштаба.

– Не всё же ведь ненасытному народу пользоваться богатствами страны. Надо немного отстегнуть и олигархам и нашим, и вашим… то есть ихним. Но что будет завтра, сейчас никому не ведомо.

– Но мне бы не хотелось, чтобы Хэллоуин стал большим городом.

– Странно. Но почему, Денис Харитонович?

– Потому, что город, где будет проживать более полумиллиона жителей, уже можно уже считать неуютным и некомфортным для жизни. А Хэллоуин явно будет больше… Кстати, это не моё мнение, а целого ряда, как раз, уважаемых американских исследователей. Пусть уж наша замечательная столица с её замечательным народом увеличится ещё в несколько раз, чтобы, наконец-то, войти в число рекордсменов этого… Гиннеса и остаётся там, где она и находится. Так-то, Римма Афанасьевна.

Немного подумав, она, всё же, согласилась с убедительными доводами зарубежных учёных. Всякого и разного рода и вида творение должно и располагаться, как раз, в том месте, где появилась на свет. Потом будет проще поинтересоваться, почему, что и как. Найдутся ведь нытики из разных партий и кланов, которые непременно начнут стонать, наперекор великому множеству двуногих флюгеров: «Мы полагали, что здесь материализованный полёт в светлый завтрашний день, а получается, что, всего лишь, традиционно устоявшаяся… канитель». Но флюгера переориентируются быстро. Куда подует ветер перемен, в ту сторону и они повернут свои алюминиевые и фанерные головы.

– А нам, особенно, творческим людям, – пояснил Друков, – необходимы воля и простор. К примеру, настоящая сельдь ощущает себя полноценной рыбой только в океане, но ни в коем случае не в бочке вместе с её круто засоленными родственниками.

Ничего не скажешь. Приведён убедительный довод, с которым уже на планете Земля мало кто сможет поспорить. Впрочем, Господь знает, что делает. Если он что-то и консервирует, то на потом или… на всякий случай.

На том Дениска и простился с Курдюминой. Правда, не сразу. Пришлось ему пойти на некоторые уступки. На углу фешенебельного здания, прижав Римму Афанасьевну к двери чёрного входа ответственный и серьёзный скульптор и поэт в стоячем положении произвёл два половых акта, которые таковыми можно было назвать только условно. Просто где-то и что-то помусолил, но, естественно и оросил и что-то мясистое, заметно увеличенное. Всё-таки, были же до этого мгновения счастья и неуёмной радости. На том и расстались.

А вслед удаляющейся боком и не совсем ровными скачками ответственной работнице он тихо прочитал одно из своих гениальных трёхстиший:

– Счастье несёшь ты, идущая в завтрашний день.

Давно уже знает каждый второй в твоём околотке

Запах его, конфигурацию, цвет».

Через полтора часа пригородный автобус довёз Дениску до посёлка городского типа Хэллоуин, почти до его не очень большого, но не «слабого» частного домика и старой, но действующей мастерской с плавильной печью и готовыми формами.

На приусадебном участке, как обычно, Дениску встретила огромная чугунная фигура. Сине-зелёный трёхметровый великан с красной головой тыквой, с горящими глазами, ртом, ноздрями. Да, конечно. А как же иначе? Ведь внутри безобразного черепа двуногого и двурукого гигантского Светильника Джека были установлены ярко-красные, люминесцентные лампы постоянного свечения.

«Как ты мне надоел, – подумал Дениска. – Стоишь тут без дела. Хоть бы дров наколол».

Потом он прошёл в свой изрядно запущенный и неухоженный дом, в спальную комнату и от накопившейся в организме усталости уснул на диване прямо в костюме, туфлях, шляпе и с кейсом в руках. Но со счастливой улыбкой… на худом и слегка рябоватом лице.

Всё доброе у Дениски пусть не сразу, но сбывалось. Своими трудами, постоянной суетой, служением искусству, прославляющему торжество англосаксонской нечисти в глубинах России , он, можно сказать, достиг самых желаемых результатов. В честь его был назван один из проулков в Хэллоуине. А на центральной площади, перед зданием администрации стояла огромная, трёхметровая чугунная статуя, изображающая лично его, Друкова. Фигура с очень большим функциональным смыслом. Обе руки её были вытянуты вперёд, в сторону запада. В левой статуя держала улыбающуюся маску беса, как положено, с рогами; а в правой – человеческий череп. Простенько, но со вкусом.

На голове у монумента сидела большая зловещая птица с раскинутыми в разные стороны крепкими крыльями и острым клювом. Сова немалых размеров, готовая растерзать весь окружающий мир, словно неорганизованную группу полевых мышей, вызывала у многих, особенно, приезжих чувство активного ужаса или, в крайнем случае, животного страха.