Вакансия за тридевять парсеков

– О-о, – вдохновенно протянул Рим и стал объяснять, смакуя каждое слово: – Мы с тобой в бранийской бескислородной яме. Это такие хищники пассивного типа с крышкой-ловушкой из ломких ветвей. Сверху смотрится, как обычная земля. Жертва проваливается в своеобразный желудок, и яма заполняется тяжелым газом. Сам по себе он безвредный, но вот незадача: вытесняет молекулы кислорода. Воздух в яме постепенно становится непригодным для дыхания, жертва погибает, и хищник спокойно ее переваривает, медленно затягивая под землю. К концу процесса на яме как раз отрастает новая крышка, и можно ловить следующую жертву.

Я еще в начале монолога поняла, что ничего хорошего от этой ямы ждать не следует, а к концу вообще впала в истерический ступор. Из него меня вывел ехидный вопрос:

– Не желаешь ли ты перед смертью признать, что до разумного существа тебе, как до Флиберии пешком?

– Слушай, ты! – рыкнула я. – Представитель развитой цивилизации! Почему бы тебе не придумать, как спасти свою сверхразумную задницу от тупой, зато хищной твари наверху, пока она не пообедала твоим могучим мозгом?

– Можем поорать, – предложил Рим. – Но сомневаюсь, что нас услышат сквозь его концерт. Связаться с твиникийцами я уже пробовал – не выходит. Эта яма перебивает сигнал.

– Они все равно слишком далеко! – проскулил Кип, и я только сейчас заметила, что он снова у Рима на руке.

– Когда ты успел зайти на шаттл?

– Я вернулся первым. Увидел, что тебя нет, схватил Кипа и пошел искать. Ты выдала себя визгами. Кстати, не находишь, что здесь ужасно воняет дохлой рыбой?

Проклятая приправа! Нам снова пришлось вжаться в пол, поскольку одуревший от жадности шмыгорез не оставлял попыток урвать себе часть богатой добычи бескислородной ямы.

– Рим, ну сделай же что-нибудь! – взмолилась я. Туман все поднимался, а встать мы не могли из-за лютующего чудища. Дышать становилось все труднее, я жадно глотала воздух, но не могла им насытиться. – Пальни по нему огнем, что ли!

– А я думал, ты борешься за сохранность видов, – усмехнулся Рим. Его спокойствие бесило больше, чем кваканье шмыгореза.

– Я ученый, а не благодетель! И кормить инопланетных тварей своим телом не собираюсь!

– У меня нет ничего, что можно поджечь и бросить. Можешь пожертвовать свой капюшон, если хочешь. Стой! Я пошутил, все равно без ножа не оторвешь, ткань плотная. И не копошись, а то дотянется еще.

– А когда ты мне в лицо огнем пыхнул, ты что поджигал, интересно? – Я бы с радостью отдала ему не только капюшон, но и всю толстовку, но снять ее под неусыпным оком шмыгореза действительно было невозможно.

– Я же не швырял в тебя пламенем, – терпеливо объяснил Рим. – А чтобы кинуть что-то, нужно это что-то иметь.

– Ну и сейчас просто пыхни, чего там. Давай, зажигай горелку! Все животные боятся огня, может, он почувствует его и сбежит.

Рим скептически хмыкнул, но в яме ощутимо потеплело. Я мелко и часто задышала, с любопытством рассматривая его руки. Под кожей флиберийца появилось оранжевое свечение, будто по венам вместо крови текла раскаленная лава. Жаром повеяло так, что пришлось отползти подальше, хотя мы и так с трудом умещались на дне с учетом вывернутых вбок коленок.

Интуитивное чутье на неприятности у шмыгореза отсутствовало напрочь. Тварь секунду загипнотизированно попялилась на внезапную подсветку ямы, потом одобрительно запыхтела и продолжила свое черное дело. В руке флиберийца на мгновение вспыхнул крохотный огонек, который тут же угас, а Рим сокрушенно покачал головой.

– Нет, так не получится, я и тебя поджарю, и остатки кислорода выжгу. Тем более, что-то не вижу на его морде панического ужаса, а ты?

– По-моему, на ужин этой жабе достанется печеная землянка, – простонала я, снова уворачиваясь от лапы шмыгореза и мечтая о глотке свежего воздуха.

После эксперимента с огнем к духоте добавилась жара, и голова у меня пошла кругом. Пугаться каждого пролета когтищ быстро надоело: все равно ведь не достанет, если только сам сюда не свалится. Но что-то подсказывало, что зверь совсем не хочет оказаться на дне ловушки вместе с нами. Интересно, как он вообще умудряется глотать добычу с таким строением пасти? Может, столь обильное слюноотделение у него как раз из-за отсутствия глотательного рефлекса? Так, это я о чем-то не о том думаю…

– Может, просто вылезешь и дашь этой гадине в морду? – вяло поинтересовалась я.

– Я пацифист.

– Чего?!

Рим невозмутимо проводил глазами лапу шмыгореза, щелкнувшую когтями в каких-то пятнадцати сантиметрах от него. Чудище возрыдало, роняя на нас слюну, и перепрыгнуло яму, проверяя, не короче ли путь до вожделенной добычи с другой стороны.

– Не паникуй, у нас еще как минимум десять минут. Может, его что-нибудь отвлечет.

– Мы умрем в мучениях! – горестно провозгласил Кип. – Да вы хоть видели, что шмыгорезы делают с добычей?!

Внезапно в яме появилась маленькая голограмма шмыгореза, до того реалистичная, что я вскрикнула. Голографический монстр вальяжно подошел к какой-то туше и полоснул по ней когтями, разделав на тонкие ломтики.