Ваксберг А.И. Моя жизнь в жизни. В двух томах. Том 2

На улице уже стояло такси, предусмотрительно вызванное хозяином траттории, который вышел нас проводить. Леви довез меня до крохотного отельчика, где я остановился, и терпеливо ждал, пока откроют дверь. Всю дорогу молчавший, он протянул мне руку. Я пожал ее — безжизненную, размякшую, и только тогда по-настоящему понял, каким утомительным, мучительным даже, был для него этот день.

Опустив стекло, он высунул в окно седую лохматую голову.

— Может быть, еще встретимся? — с прежней звонкостью выкрикнул Леви, перекрывая рев промчавшегося мимо мотоцикла. — Хорошо бы в горах… Неважно где, но в горах… Я очень люблю горы.

Шофер дал газ, и машина, резко набрав скорость, скрылась в ночи.

Прошло несколько месяцев. Наступила осень, кончалась зима, и я действительно оказался в горах. С огромной террасы открывался вид на заснеженную цепочку Родоп, на черную стену леса, круто спускающегося по склону обрыва, на огоньки отелей, вкрапленные в ночную тьму. В густо обсыпанном звездами небе стыдливо светился тонкий серебряный месяц. Лыжный сезон уже завершался, модный болгарский курорт почти обезлюдел.

Греция была совсем рядом, поэтому в звуки транзистора, рычажок которого я непрерывно крутил, часто врывалась незнакомая речь. По-гречески я не знал ни слова, но имя Карло Леви звучало одинаково на любом языке. Печальный голос диктора сказал больше, чем могли бы сказать слова.

Вот и нет больше старого доктора… Каким немыслимым, непостижимым чутьем он тогда угадал, что последняя, горькая встреча произойдет непременно в горах?

«Неважно где, но — в горах?..»

Глава 28. Вор кричи: держите вора!

Наше знакомство началось с конфликта. Вернувшись из командировки в Тамбовскую область, переполненный впечатлениями, возбужденный открывшейся мне картиной преступной круговой поруки не только в партийной верхушке, но и в тех сферах, которые, казалось бы, призваны стоять на страже закона, я с непривычной для меня быстротой написал судебный очерк, и его тут же заслали в набор. Сюжет не был «из ряда вон» — напротив, он был довольно обычным, но это-то и придавало будущей публикации особую остроту.

Вдова задавленного на проселочной дороге молодого рабочего убедила меня как минимум в том, что следствие прекращено слишком поспешно и не без умысла: версия о преднамеренном убийстве из низменных побуждений и для сокрытия преступлений, разоблаченных убитым, — требовала проверки. Но версию эту просто не взяли в расчет. Рядовое дорожное происшествие, несчастный случай — к такому выводу равнодушно пришел следователь, а прокурор подмахнул свою подпись: «Согласен». Получалось, что потерпевший сам попал под колеса, неумело спрыгнув с грузовика на полном ходу.

Сюжет, еще раз скажу, не особенно хлесткий, но одна деталь отличала его от других, печально похожих. Те, кто, возможно, был причастен к убийству, состояли в обслуге районных начальников; тот, кто, возможно, был ими убит, обличал тех же самых начальников в махинациях и обмане, «мешал работать» и «качал права». К тому же имел для этого еще и личные основания: начальник райотдела милиции, множеством нитей — служебных и родственных — связанный с теми, кого погибший запальчиво разоблачал, домогался внимания его жены и пообещал ничего не забыть, когда та его резко отвергла. Еще школьницей она слыла «сельской царевной», а теперь, когда я ее увидел — вдову, мать двоих детей, — поражала знойной, кружащей голову красотой.

Этот запутанный узел побуждал, казалось бы, следствие к повышенной щепетильности. Но не побудил… Вот об этом был очерк — его публикация готовилась через неделю. И вдруг — звонок: просьба зайти к заместителю прокурора республики.

Имя Виктора Васильевича Найденова ничего мне не говорило: на этом посту он работал только несколько месяцев. В небольшом кабинете, никак не вязавшемся с внушительной должностью его обладателя, меня встретил молодой красавец с рано начавшей седеть шевелюрой и чуть хитроватой, но от этого не менее симпатичной улыбкой. Рукопожатие было крепким, небольшой вступительный монолог — вполне ободряющим. Мягко стелет, подумалось мне, а спать будет жестко…

Я ошибся: он и не собирался мягко стелить.

— Вы решили писать про… — мой собеседник имел абсолютно точную информацию. Я не знал тогда, что он сам из Тамбова. — Делать это я вам не советую.

Даже в ту пору — шел январь семьдесят четвертого — столь откровенный, без малейшего камуфляжа нажим на прессу был не в чести. Существовал и иные, хорошо отработанные, потайные способы «закрыть семафор»: автор зачастую понятия не имел, кто, как и почему вмешивался в судьбу его сочинения. И вдруг — такой разговор. Без утайки, без лукавства — начистоту.

— Вероятно, один из моих героев вам особенно близок, — догадался я, отвечая прямотой на его прямоту. — Кто, если не секрет?

— Прокурор области Адушкин. — Все та же улыбка на лице, смотрите плаза, ничуть не смущаясь. — Есть еще вопросы?