Вакуум

“Не смотри по сторонам, ешь быстрей, собирайся быстрей! – раздавала она команды. – На свете нет никого хуже капуш!”

Зуля не любила лук и всегда выковыривала его из тарелки.

“Вот посадят тебя в тюрьму и сразу там научат есть всё подряд, а не ковыряться!” – злобно фыркала мать.

“Мам, ну за что меня в тюрьму посадят?” – спрашивала Зуля.

“Найдут за что! – парировала мать. – Жуй быстрей!”

Но Зуля не могла быстрей. Ей на всё было нужно время – её время.

Одними замечаниями дело не обходилось – мать жестоко наказывала её за любые, даже мелкие, провинности. Она плевала ей в лицо с криком: “Ничтожество!”, рвала на ней волосы, била её прыгалками (ремня у неё не было) и иногда ногами, а когда Зуля вошла в подростковый возраст, то часто вздыхала: “Господи, какая ж ты страшная!”

На её похороны Зуля не поехала.

“Приезжай попрощаться”, – позвонила ей соседка матери, когда та слегла и стало ясно, что дни её сочтены.

Зуля никому не рассказывала, что ей довелось пережить. И, войдя во взрослую жизнь, поспешила уехать в другой город.

“Не могу, у меня много работы”, – ответила Зуля.

Раньше она мечтала, что мать умрёт, и даже представляла, как именно это произойдёт – подобные фантазии наполняли её чувством торжества и праведной мести, но сейчас всё было по-настоящему, и Зуля не знала, что с этим делать.

“Неблагодарная свинья!” – поставила свой вердикт мать. Это были её последние слова.

Баба Таня уже занимала одну койку в двухместной палате, куда Зулю положили с воспалением лёгких. Сначала она шарахнулась от неё, изумлённая внешним сходством с матерью, но баба Таня сразу окружила её заботой: “Давай окошко закрою, чтоб тебе не дуло, давай медсестру позову, чтоб она тебе температуру померила”, и Зуля оттаяла.

– Атургапал… – слышит она среди ночи хриплый шёпот. – Атургапал…

Баба Таня ходит по палате, шепчет заклинания и делает странные пассы руками. Потом подходит к Зуле и наклоняется к её лицу. Глаза бабы Тани открыты, но в них нет жизни.

– Баба Таня! – тихонько зовёт её Зуля, но потом вспоминает, что людей, страдающих сомнамбулизмом, лучше не будить.

Она натягивает одеяло до подбородка в надежде, что баба Таня отойдёт и ляжет в свою кровать. Так и происходит.

– Вы знаете, что по ночам ходите и беседуете сама с собой? – весело спрашивает она бабу Таню наутро.

– Ещё чего! Выдумала! – смеётся баба Таня и тут же становится серьёзной: – Я тебе вот что хотела сказать, – она достаёт из прикроватной тумбочки свёрток.

В свёртке – массивное золотое кольцо с тёмно-красным драгоценным камнем. Почти такое же было у Зулиной матери. На секунду ей кажется, что это оно и есть, но она отгоняет эту нелепую мысль.

– Предчувствие у меня… Если умру здесь, в больнице… – продолжает баба Таня, – хочу, чтоб ты взяла себе эту вещь.

Зуля делает протестующий жест рукой.

– Нет, послушай, – прерывает её баба Таня. – Родных у меня нет, подруги все умерли. А в гробу оно мне зачем?

Зуля неловко молчит, наконец спрашивает:

– А что вы сами его не носите?

– На палец перестало налезать, – демонстрирует ей свои пальцы баба Таня, – распухли они… Да и к чему такое носить в больнице?

Зуля смотрит на кольцо. В свете мелькнувшего за окном солнца камень сверкает и будто наливается какой-то густой, тяжёлой силой.

Так обо мне хоть какая память останется… Хорошая… Обещаешь? – просит баба Таня.

И Зуля еле слышно произносит:

– Обещаю…

– Атургапал… – слышит она опять в эту ночь. – Атургапал…

Зуля садится в кровати, чтобы рассмотреть, что это за пассы делает баба Таня. Та резко поворачивается и Зуля видит – её глаза, как камень на кольце – тёмно-красные, гнетущие. Зуля кричит, баба Таня быстро прыгает в свою кровать и накрывается одеялом.

Прибежавшей на крики медсестре Зуля говорит, что ей приснился кошмар, потому что к этому моменту уверена, что так и было.

Наутро баба Таня – сама доброта, но её движения – хищные, осторожные…

“Опять мерещится! – убеждает себя Зуля. – Просто она слишком похожа на мать, а я её, кажется, до сих пор боюсь…”

Но приходит ночь, и баба Таня опять стоит посередине палаты, шепчет своё заклинание и тянет руки к Зуле, будто хочет её задушить. Зуля съёживается под одеялом и накладывает на себя крестное знамение, хоть и не верит в Бога. В ответ на это баба Таня скалит зубы и бесшумно хохочет. Из её головы медленно выползает нечто, похожее на чёрное, хилое, щупальце. Оно тянется к Зуле. От страха она не может ни пошевелиться, ни закричать.

Вдруг Зуля чувствует, как в области затылка – там, где голова соединяется с шеей, её кожа начинает шевелиться, будто открываются ворота, о существовании которых она не подозревала. Из этих ворот у Зули выползает похожее щупальце. Только оно не чёрное, а янтарное, и в нём – невероятная мощь. Оно стремительно хватает бабу Таню за шею и начинает душить. От ужаса Зуля теряет сознание.

Когда она приходит в себя, палата выглядит самым обычным образом.

– Какие странные у меня сны… – бормочет Зуля. – Наверное, это от лекарств.

Она приподнимается на локте, чтобы посмотреть, как дела у бабы Тани и видит, что та лежит на спине, судорожно хватая воздух ртом.