— Я ненадолго. — Он снял шляпу, бросил её на стул вверх мокрой подкладкой. — Дотолкуемся — встретимся в другом месте. Я знаю, что вы руководите марксистскими кружками. Имею кое-какие предложения.
— Никакими кружками я не руковожу, — сказал Николай. — Если у вас есть предложения лично ко мне, охотно выслушаю.
— Молодой человек, осторожность — хорошая вещь, но иногда надо и рисковать. Рискнём? Попробуем начать с откровенного объяснения. Я представитель «Народной воли». Не той, отжившей, а молодой, сильной.
Ага, так это Сабунаев! Организатор новой «Народной воли». Николай внимательней всмотрелся в пришельца. Лицо смуглое, а волосы совершенно рыжие. Ясно, парик. И костюм не по росту большой, с чужого плеча. Кто-то принарядил беглеца. Кто-то помогает ему. Кто-то осведомляет его о том, что делается в конспиративном мире. Неужели люди верят, что он создаёт новую народовольческую партию, которая сможет захватить власть и установить в России демократию?
Сабунаев подошёл к столу и опёрся на него руками, как оратор на трибуну. Он что-то говорил, но Николай не прислушивался, всё пристальнее рассматривая этого рисующегося революционера, который и парик-то подобрал такой, чтоб было заметно, что это парик, и костюм-то нашёл настолько для него экзотический, что сразу видно — переодет человек. Ах, актёр, актёр! Но надо его всё-таки послушать.
— Я к марксистам отношусь с уважением, — говорил Сабунаев. — Это трезвые и цепкие люди. Они знают, что делать. И путь их верен. Верен, но длинен. Для России он не годится. Пока вы раскачиваете и поднимаете на борьбу пролетариат, самодержавие начисто сожрёт крестьянство. Кто будет кормить рабочих, когда они освободятся? Так вот, нам надо объединиться. Наша тактика нисколько но будет противоречить вашей.
— Какова же ваша тактика?
— Мы покроем всю Россию сетью революционных организаций. Все организации будут подчинены исполнительному комитету. Исполнительный комитет захватит верховную власть и объявит по организациям, а те перевернут всё на местах. Это не покушения старых народовольцев, а всеобщий захват молодой «Народной воли».
— Да, тактика великолепна, — сказал Николай. — К сожалению, я не могу к вам присоединиться, потому что но состою ни в какой организации, а одиночки вам не нужны.
— Боитесь? — сказал Сабунаев.
— Простите, ко мне сейчас придёт невеста. — Николай подошёл к окну, распахнул створки рамы.
— Невестами тут обзаводитесь. Смотрите, Федосеев. Со временем захотите присоединиться к нам, но будет поздно.
Николай смотрел в окно и молчал.
— Ну что ж, — сказал Сабунаев, — считаю, что разговор не состоялся. Разочаровывает меня Казань. Шуму много, а толку мало. Трусы вы, господа.
Николай обернулся — Сабунаев поспешно выдернул руку из бокового кармана пиджака. Мгновение они смотрели друг на друга в упор. Потом Сабунаев взял со стула шляпу.
— Прощайте, Федосеев, — сказал он и повернулся к двери.
Почему он так испуганно выдернул руку! Что у него там, в кармане, — револьвер? Хотел пристрелить? Не похоже. Не стянул ли он что-нибудь со стола? Николай осмотрел книги и бумаги — нет, как будто всё лежало на месте. Чего же он испугался, этот храбрец? Какой неприятный человек. И много таких зацепит будущая революция. Долго потом от них очищаться… Опять лязг щеколды. Это уж Аня, непременно Аня.
Она вбежала в комнату, весёлая, солнечная, чуть загоревшая, в жёлтой газовой блузке. Вбежала и опешила.
— Ты что такой хмурый?
— Ничего, Аня, ничего. Рассказывай.
— Нет, сначала ты расскажи. Что случилось?
— Да ничего не случилось. Был у меня Сабунаев. Кажется, стащил что-то со стола. Нет, оставил что-то неприятное.
— Ничего не понимаю.
Николай взял Аню за плечи, посадил её на диван и сам сел рядом.
— Скажи, мы едем в Ключищи?
— Конечно, едем.
Он поцеловал её.
— Аня, я получил письмо от Пети Левашева. От того самого Пети, который прислал зимой «Происхождение семьи» и «Нищету философии». Сейчас он пишет о подготовке к социалистическому конгрессу. Понимаешь, на конгресс съедутся сотни делегатов разных стран. И наши там будут, наши! Русские!
— Плеханов?
— Да, Плеханов. И может быть, Вера Засулич. Русская социал-демократия уже вступает в международную жизнь.
— Коля, это же замечательно!
— А Сабунаев предлагал присоединиться к его организации. Несусветная чушь. Но не это меня омрачило. Раньше весь наш революционный стан представлялся мне единым. Казалось, в нём только честные люди. Разные, во многом между собой не согласные, но честные. И вот сегодня вдруг увидел революционера, который рвётся только к славе и власти. Тёмный и беспринципный человек. Я думаю, такими же были и наш Нечаев, и немец Швейцер. Окажись такие во главе победивших партий — станут диктаторами. Нет, революционеры далеко не едины. Между ними когда-нибудь разгорится жесточайшая борьба. Даже марксисты расколются. Вот Скворцов как-то уж очень узко смотрит на учение Маркса.
— Коленька, а ты хитрая бестия.
— Что такое?
— Шрифт-то, оказывается, давно лежит у Наташи.