Валентин Фалин – уникальная фигура советской дипломатии

Кто и зачем привел нацистов к власти? Представители США установили первый контакт с Гитлером в ноябре 1922 года. На следующий год к будущему фюреру был приставлен американский наставник по имени Ганфштенгль. Он не только сочинял музыку для нацистских маршей. Через Ганфштенгля подкидывались деньги, в частности на развитие пропагандистского аппарата НСДАП. Услуги американца были щедро вознаграждены. Ганфштенгль стал иностранным пресс-атташе партии и получил пост заместителя руководителя пресс-службы в штабе Гесса. В 1937 году Ганфштенгль, согласно официальной версии, тайно покинул Германию. Позднее, уже во время войны, он станет советником администрации Рузвельта по германским делам.

Под этим углом зрения не лишне взглянуть на сходку 4 января 1933 года в кёльнском доме банкира Курта фон Шрёдера, где принималось решение о возведении Гитлера в рейхсканцлеры. Среди приглашенных – промышленные и финансовые тузы Германии. А что представлял собой сам Шредёр, вернее, чьим отпрыском он являлся? Шрёдер-старший эмигрировал в США еще до Первой мировой, установил там близкие связи с магнатами Уолл-стрит, вошел в руководство банка «Диллон, Рид энд компани» и стал совладельцем юридической конторы «Сэлливан энд Кромуэлл». В этой конторе работали Джон Фостер Даллес и его брат Аллен.

В 1927 году Джон Даллес возглавил «Сэлливан энд Кромуэлл», оформлявшую среди прочего сделки между американскими и германскими монополиями. Он директорствовал в «Интернэшнл никл компани», входил в правление «Нью-Йорк Сити бэнк» и в совет попечителей Фонда Рокфеллера. Аллена Даллеса увлекла стезя специальных операций.

И все-таки что стало побудительным мотивом для самой сходки? На выборах в рейхстаг (ноябрь 1932 года) НСДАП потеряла миллион голосов. Динамика развития настроений обеспокоила как немецкие, так и американские олигархические круги. Заправилы немецкого бизнеса предъявили президенту Гинденбургу ультиматум: Шляйхера в отставку, Гитлера – в канцлеры. Огромные инвестиции, вложенные в военно-промышленный потенциал Германии, не подлежали обесцениванию.

К началу 1933 года немцы выплатили странам Антанты около 12 миллиардов марок репараций. За тот же период на «оздоровление» немецкой экономики только из-за океана притекло 28—30 миллиардов долларов. При тогдашнем курсе – 1 доллар равнялся примерно 3 маркам – баланс очевиден. Излишне гадать, кто подводил мощную материальную базу под будущее немецкой агрессии и какой вектор для нового издания дранг нах остен обозначался.

Если сомнения все же возникают, вспомним другие факты. Гитлер занял канцлерское кресло 30 января 1933 года. В марте Лондон и Рим делают ему предложение – заключить «пакт четырех». Англия, Франция, Италия и Германия должны решать все европейские дела. Невзирая на интересы СССР, не считаясь с Польшей, игнорируя «лемитрофов» (так западные политиканы презрительно именовали прибалтов и финнов) и прочую «мелочовку». Соответствующий документ был подписан в июле 1933 года. Пакт формально не вступил в силу, ибо Французское национальное собрание не приняло его к ратификации.

Бумага бумагой, а дело, как говорится, было сделано. В том же 1933 году Германия выходит из Лиги Наций, покидает конференцию по разоружению. Предлог – рейх третируют как «второстепенную державу». В пику французам Лондон и Берлин форсируют события. В 1935 году заключена англо-германская военно-морская конвенция. Немецкие ВМС выходят в океанское плавание. Балтийское море отдается рейху на откуп. Далее, легализуются военно-воздушные силы Германии, запрещенные Версалем. Вводится закон о всеобщей воинской повинности. Место стотысячного рейхсвера занимает семисоттысячный вермахт.

Глава британского МИДа лорд Галифакс на переговорах с Гитлером (1937) заявил, что нацистская Германия заслужила право считаться «оплотом Запада против большевизма». Лорд подтвердил приверженность своего правительства идее «квартета». Хозяевами «европейского дома» должны быть, по его словам, четыре державы, и только они. Подпевая фюреру, британский шеф-дипломат начертал программу действий – «мир не статичен, и никакие модальности перемен в существующих реалиях нельзя исключать», «рано или поздно» произойдут подвижки, которых хотят немцы, конкретно – «в вопросах, касающихся Данцига, Австрии и Чехословакии». Желательно лишь, чтобы «перемены эти состоялись посредством мирной эволюции».

Естественно, подобный подход Лондона не оставлял места для предложений о коллективной безопасности и противодействия агрессивным поползновениям, что настойчиво вносились Советским Союзом вплоть до августа 1939 года. Британская позиция делает понятным, почему англо-франкосоветские военные переговоры в Москве (август 1939 года) были загодя обречены на провал.