Валентин Катаев

Так жил и работал Батист Линоль, первый трибун и вождь восставших лакеев Штатов. Подробности можно узнать из комплектов изданий газетного треста за тот год, если эти комплекты уцелели от катастрофы, которая, в сущности, является темой этого романа.

Теперь, отдавши некоторую дань истории, я хочу сказать несколько слов о Ване, который наконец напал на верный след профессора Гранта, заметив номер нужного ему такси.

Ван вскочил в такси, вытолкнул из него какого-то престарелого джентльмена, несомненно едущего к массажисту, и велел шоферу ехать как можно скорее куда-нибудь подальше.

Вскоре за столиком небольшого, но довольно подозрительного трактирчика болтливый шофер подробнейшим образом рассказал Вану, что пожилой джентльмен в темных очках-консервах в сопровождении молодой миловидной дамы действительно нанял его возле Нью-Линкольнского вокзала 11-го числа около трех часов дня и велел ехать ко Дворцу Центра. Возле Дворца Центра джентльмен, который действительно держал под мышкой довольно странный сверток, честно уплатил два доллара и вошел со своей спутницей во Дворец. Это все, что мог сообщить Вану шофер за выпивку.

Но этого было достаточно.

Ван немедленно же ринулся по следам, не особенно горячим, но тем не менее верным.

XX. Головокружительная карьера Вана

Пейч терпеливо перечитал все издания газетного треста за сегодняшнее число, с трудом выбрался из груды газетной бумаги и набил трубку.

— Довольно, — сказал он, пуская первую баранку дыма. — Положительно, я сделал глупость. Мне следовало просто-напросто взять за воротник этого роскошного молодого человека и вытряхнуть его из Дворца Центра со всеми его смокингами и туберозами. Я упустил момент, и в этом моя ошибка. Но все это случилось так неожиданно, что я, признаться, растерялся. Еще бы! Я привык видеть перед собой совершенно определенного врага — Матапаля, короля королей и самого крупного негодяя на земном шаре. Это было абсолютно ясно. Но пылкий юноша с большим розовым бантом на груди ошеломил меня. Ведь трудно же отрицать, в самом деле, что именно он, а не кто другой подкосил Матапаля, если, конечно, здесь… не случилось… чего-нибудь…

Пейч задумчиво остановился посредине комнаты и пустил вторую баранку дыма.

— Если здесь… не случилось… чего-нибудь… совершенно непредвиденного…

Пейч быстро пустил третью баранку, потом четвертую, пятую, шестую и ловко проткнул их пальцем.

— А вдруг Матапаль и его миллиардеры просто-напросто сбежали в один прекрасный день из Дворца Центра неизвестно куда, и роскошный Батист Линоль по воле непредвиденного случая сделался правителем Штатов? Но куда мог скрыться Матапаль? И, главное, по каким причинам? Вот вопрос.

Пейч чувствовал, что дело неладно. Никаких данных у него на этот счет не было, но тем не менее он почувствовал непоколебимую уверенность в правоте своего предположения.

— Ставлю голову против субботней получки, что назревают какие-то грозные события… И кроме того, я нахожу, что реформы Батиста Линоля принимают катастрофический характер. Покуда дело ограничивалось смокингами, мы могли еще терпеть, но оказывается, что Батист привлек в свой кабинет небольшую, но весьма отборную партию промышленников и банкиров, которые начинают поворачивать руль обратно. Вооружения не уменьшаются. На днях заложено сорок новых супердредноутов. Ни о какой политической свободе нет и речи. Довольно. Пора взяться за Батиста Линоля, пока нам на голову не сели новые короли королей.

С этими словами Пейч надел кепи и вышел из комнаты на улицу.

Вечером того же дня министр труда Галифакс сказал Батисту:

— В окраинах неспокойно. Пейч ведет бешеную агитацию против вашего кабинета.

Батист удивился.

— Странно! Кажется, ему предложен очень приличный смокинг на шелковой подкладке. Ему и всем его товарищам по стачечному комитету. Не понимаю, чего ему еще нужно?

Галифакс нахмурился.

— Гражданин Батист! По имеющимся у меня агентурным сведениям, рабочие тяжелой индустрии собираются предъявить новые требования правительству по вопросам разоружения, восьмичасового рабочего дня и политических прав.

— Это мне нравится! — воскликнул Батист. — Бездельники ваши рабочие тяжелой индустрии, вот что… Так вы им и передайте… Я, кажется, неоднократно указывал, что теперь у нас режим полной свободы. Хотят работать восемь часов в день — пусть работают!

— Да, но предприниматели их увольняют.

— Это дело предпринимателей. Я не могу ограничивать одной свободы за счет другой. Я справедлив. А что касается разоружения, то опять же это их частное дело. Пусть разоружаются. А мы будем вооружаться, и потом мне надоели эти вечные претензии Пейча.

— Да, но…

— Вы, кажется, мне противоречите? Я начинаю думать, что вы с ними заодно.

— Хе-хе-хе, — сказал Галифакс, изгибаясь перед Батистом. — Я слишком доволен своим жалованием, чтобы быть заодно с этими бездельниками. Но только я хотел вам указать, что с Пейчем надо разделаться как можно скорее. Это очень опасный человек. Верьте мне. Я уверен, что Матапаль бежал из боязни его.

Батист побледнел.