Валентин Серов

Серов любил Левитана. Левитан был человеком редкой душевной чистоты. Он был наделен от природы необыкновенным изяществом, и оно проявлялось во всем: в его речи, мягкой и немного картавой, во взгляде его темных глубоких глаз и, конечно, в его картинах.

В 1893 году Серов писал портрет Левитана, и это одна из лучших его работ. Редкий портрет Серов писал с такой любовью, как этот.

Левитан был волшебником, он умел выражать невыразимое. Он нашел в живописи то, что нельзя передать обыкновенными и даже необыкновенными словами.

И все то, что Левитан сумел найти в природе, Серов сумел найти в облике Левитана и передать на холсте.

В то время Серов и Левитан, после знакомства в Абрамцеве, были в дружеских отношениях, но близки не были. Они встречались иногда в Частной опере, где работали над декорациями, на субботних собраниях Московского Общества любителей художеств.

Несколько ближе стали они, когда Серов привлек Левитана к преподаванию в Училище живописи, ваяния и зодчества.

Со времени преподавательской деятельности начинается медленное, но неуклонное сближение Левитана и Серова.

Они сошлись и на симпатиях к дягилевским выставкам и к «Миру искусства».

На выставке «русских и финляндских художников» была выставлена картина Левитана «Над вечным покоем». На следующий год, когда Дягилев устроил международную выставку, где Левитан выставил уже девять картин, он был поражен работами французских импрессионистов. Когда-то Левитан отрицательно относился к ним, и только одна вещь — «Стога» Моне — привлекла его внимание. Теперь же он пишет: «По обыкновению, я даже на выставках среднего качества, если есть мои работы, чувствую себя ужасно, но то, что я увидел на международной выставке, превзошло мои ожидания. Представь себе лучших художников Европы и в лучших образцах!

Я был потрясен. Свои вещи — я их всегда не люблю на выставках — на этот раз показались мне детским лепетом, и я страдал чудовищно. Прошло два дня, в которые я не выходил с выставки, и в конце концов я начал себя чувствовать очень хорошо. Русских художников высекли на этой выставке, и на пользу, на большую пользу.

Репин, Серов, я и некоторые другие участники выставки поняли, и много поняли, в этом соседстве».

Теперь Левитан стремится попасть в Париж. «Вы наслаждаетесь Monet, Cazin, Rénard, а у нас — Маковский, Волков, Дубовской и т. п. Нет, жить в Париже благо для художника», — пишет он. Но ему так и не удалось больше побывать там.

И когда начинается организация «Мира искусства», он полон радостных надежд. «Вы хотите узнать, что делается в художественной России, — пишет он своему парижскому корреспонденту, — да очень мало, кроме интриг, злобы и непонимания друг друга! Здесь нелегко живется. Вероятно, образуется новое художественное общество (это самое утешительное за последнее время), образовавшееся из кружка Дягилева, в нем будут членами Серов, Трубецкой, Коровин, я и многие другие пока еще не совсем околевшие люди».

С одобрением Левитан встречает выход журнала, статью в нем Дягилева: «Много любопытного в статье Дягилева — не глупый господин!».

В конце концов все это завершилось тем, что Левитан вслед за Серовым вышел из состава Товарищества передвижников. Правда, через некоторое время он взял свое заявление обратно. Ему больно было видеть, как разваливается общество, с которым он был связан столькими нитями. Говорили, что он не мог уйти от передвижников, помня, как они много сделали для него, когда ему, как еврею, грозило выселение из Москвы.

Но он не мог также идти и против своих художественных вкусов и все теснее стал сходиться с мирискусниками. Одно время он, так же как и Серов, частый гость в редакции. Бакст рисует его литографированный портрет. Трубецкой лепит статуэтку. На выставке «Мира искусства» он выставляет уже около тридцати работ, а в феврале 1900 года в Петербурге присутствует на организационном собрании общества. Тогда же, в Петербурге, вместе с Серовым и Остроуховым ездит он покупать картины для Третьяковской галереи. Короче говоря, становится совсем близким человеком для мирискусников, которые считают его едва ли не лучшим пейзажистом мира.

Особенно близкие отношения у него складываются с Серовым.

Левитан решил купить усадьбу, и Серов повез его в Домотканово. Он был уверен, что Левитан прельстится красотой домоткановских пейзажей и они смогут работать вместе.

Они приехали туда в конце зимы, очевидно сразу же из Петербурга, где происходило организационное собрание мирискусников. От станции ехали лошадьми. Дорогу завалило снегом, и они только к вечеру приехали к Дервизам. Молодая суматошная служанка Секлетинья открыла им дверь и опрометью бросилась в комнаты с криком:

— Приехал Тошка и с ним какой-то черный.

Все с гомоном бросились встречать «Тошку» и Левитана. Раздались радостные возгласы, смех, а Левитан стоял тем временем немного смущенный в этой толпе незнакомых приветливых людей и от неловкости засунул руки в карманы шубы. Наконец Серов представил его, и они пошли наверх, в комнаты — греться, пить чай и обсуждать проблему покупки Левитаном имения.