Блютти стал расспрашивать соседей, он действовал со всей дарованной ему природой сметливостью, и, надо сказать, ее не занимать крестьянину, особенно же когда затронуты струны его не слишком чувствительной души. С прекрасно разыгранным равнодушием он целый день лишь наблюдал и слушал. Так ему удалось подслушать, как батрак сообщал своему дружку, что Чародейка, их огромная рыжая собака, лаяла без передышки с девяти часов вечера и до полуночи. Пьер Блютти тут же отправился в сад и обнаружил, что один из камней на верху ограды чуть сдвинут с места. Но еще более красноречивой уликой оказался след каблука, отпечатавшийся не в одном месте на глинистом склоне канавы. А ведь на ферме никто не щеголял в сапогах – все носили деревянные сабо или грубые башмаки, подбитые в три ряда гвоздями.
Теперь у Блютти уже не оставалось сомнений. Желая наверняка нанести удар сопернику, он сумел до времени не показывать гнева и боли, охвативших его вечером. Расцеловав жену, он объявил, что пойдет ночевать к Симонно на мызу, расположенную в полулье от их фермы. Сбор винограда подходил к концу, и Симонно, замешкавшийся со сбором урожая, попросил у Пьера помощи – пусть, мол, присмотрит нынче ночью за вином, бродящим в чанах. Эта выдумка ни у кого не вызвала сомнений. Атенаис чувствовала себя столь невинной перед мужем, что ее не насторожили его хитроумные планы.
Итак, Пьер отправился к дружку. Яростно потрясая тяжелыми железными вилами, которыми орудуют во время сенокоса, как здесь выражаются, «прихорашивая» сено на возу, он стал со жгучим нетерпением ждать ночи. А Симонно, стараясь придать другу мужества и хладнокровия, то и дело подносил ему вина.
38
Пробило семь часов. Вечер выдался печальный и холодный. Под соломенной крышей домика завывал ветер, и ручей, непомерно разбухший после дождей, несся по дну оврага с жалобным монотонным лепетом. Бенедикт, придумывая, под каким предлогом покинуть своего юного друга, как и накануне, начал сочинять какую-то басню, почему ему необходимо отлучиться из дому, но тут Валентин прервал его.
– Зачем вы меня обманываете? – спросил он сердито, швырнув на стол книгу, которую держал в руках. – Вы же идете на ферму.
Изумленный Бенедикт не нашелся, что ответить.
– Так вот что, мой друг, – продолжал юноша с горькой решимостью, – идите туда и будьте счастливы, вы заслуживаете этого больше, чем я, и если что-либо может смягчить мои страдания, то лишь мысль о том, что мой соперник – вы.
Бенедикт не мог опомниться от изумления, мужчины вообще не слишком проницательны в подобных вещах, да к тому же из-за своих терзаний он не заметил, что любовь овладела сердцем юноши, отданного под его опеку. Ошеломленный его словами, Бенедикт решил было, что Валентин влюблен в свою тетку, и кровь его заледенела в жилах от удивления и горя.
– Друг мой, – опускаясь на стул, печально продолжал Валентин, – я знаю, что оскорбил вас, вы досадуете на меня и, возможно, страдаете. И это вы, кого я так люблю! И это я вынужден бороться с ненавистью, которую вы внушаете мне подчас! Так вот, Бенедикт, берегитесь меня: в иные дни я способен вас убить.
– Несчастное дитя! – воскликнул Бенедикт, с силой схватив Валентина за руку. – И вы осмелились питать такие чувства к той, к кому вы обязаны относиться с уважением, как к родной матери!
– Почему матери? – удивился юноша и грустно улыбнулся. – Она слишком молода, чтобы быть моей матерью.
– Великий Боже! – в замешательстве воскликнул Бенедикт. – Но что скажет Валентина?
– Валентина? А ей-то что? Но почему, почему она не предвидела того, что произойдет? Почему разрешала нам встречаться каждый вечер? И почему, наконец, вы сами взяли меня в поверенные и свидетели вашей любви? Ибо вы ее любите, мне теперь это ясно как божий день. Вчера я незаметно пошел за вами, вы отправились на ферму, а для того чтобы встретиться с мамой или с тетей, вовсе не обязательно было принимать такие меры предосторожности, так таиться. Скажите, почему вы прятались?
– О господи, о чем вы говорите? – воскликнул Бенедикт, чувствуя, что с его души свалилась огромная тяжесть. – Значит, вы решили, что я влюблен в кузину?
– А разве можно ее не любить? – отозвался юноша с простодушным восторгом.
– Иди ко мне, дитя мое! – сказал Бенедикт и прижал Валентина к своей груди. – Веришь ли ты слову друга? Так вот, клянусь честью, никогда я не любил Атенаис и никогда не полюблю. Ну, доволен теперь?
– Неужели это правда? – воскликнул Валентин, восторженно обнимая своего наставника. – Но, в таком случае, зачем вы ходите на ферму?
– У меня там очень важные дела. Речь идет о состоянии госпожи де Лансак, – не без замешательства произнес Бенедикт. – Я поссорился с Блютти и потому вынужден таиться, да его и впрямь могло бы оскорбить мое присутствие в их доме, поэтому я и принимаю кое-какие меры предосторожности, чтобы попасть к вашей тетушке. Я все должен сделать ради защиты ее интересов. Это дела денежные, в которых вы не разбираетесь… Впрочем, вас они и не касаются. Потом я вам все объясню, а сейчас мне пора идти.