Все это еще более подтачивало здоровье арестованных. В январе 1907 года даже тюремный врач должен был отметить, что в общей камере из тридцати пяти заключенных восемнадцать тяжело больны. Особенно опасно заболел Николай Савельевич Бутаков. Острый суставной ревматизм и порок сердца смертельно угрожали ему. Обеспокоенные этим, товарищи просили освободить Бутакова на поруки, но начальник тюрьмы отказал им в этой просьбе.
Возмущенные такой жестокостью тюремщика, заключенные 2 февраля обратились к прокурору с требованием немедленно освободить больного Бутакова на поруки, разрешить личные свидания с родными и знакомыми в теплом помещении, убрать из камеры парашу, а камеру ежедневно открывать после поверки.
Так как прокурор не отозвался на это обращение, то заключенные 4 февраля объявили голодовку. Она встревожила тюремщиков. Пришлось удовлетворить требования заключенных. Их перевели в другую тюрьму. Вновь были разрешены свидания без решеток.
В тюрьме Куйбышев еще более сблизился и подружился со многими товарищами по большевистскому подполью. Они уважали его, доверяли ему, избрали своим старостой. Валериан Владимирович вел переговоры с тюремным начальством, умело, с большим тактом и успехом защищал интересы своих товарищей.
Большую нравственную поддержку находили в нем молодые заключенные, еще не успевшие закалиться в борьбе. Своим чутким вниманием, дружеским советом и веселой шуткой Куйбышев ободрял их.
Как-то он заметил, что Молодое, также заключенный в тюрьму, чем-то обеспокоен, сильно нервничает.
— Что ты дрожишь? — участливо спросил его Куйбышев. — Боишься?
— Нет, так… какая-то нервная дрожь…
— Не падай духом! Нас много. Не пропадем!..
Помогая менее опытным и не вполне устойчивым товарищам, Куйбышев сам учился у других, старших партийцев с большим революционным опытом. Таким для него был В. Л. Шанцер (Марат).
Вместе с ним Куйбышев вел ожесточенные споры с меньшевиками, сидевшими в общей камере. В этих спорах Валериан Владимирович был непримирим и настойчив, превосходя своих противников не только силой убеждения, но и неотразимой логикой.
Находясь в тюрьме, заключенные наладили связь с партийной организацией и принимали активное участие в политической жизни. Куйбышев получал с воли записки в хлебе. В них сообщались новости. В свою очередь, и он посылал записки, помещая их под этикетки бутылок, в которых приносили заключенным молоко.
Эти связи с партийной организацией были настолько тесны, что однажды в камере для свиданий было устроено совместное «заседание» двух составов Омского партийного комитета: прежнего, арестованного, и нового. На этом объединенном «заседании» делегатами на V съезд партии избрали Абрамовича и Попова: заключенные рассчитывали, что и тот и другой вскоре будут на свободе.
Куйбышев поддерживал связь и со своими родными.
Узнав об аресте Куйбышева, его отец обратился по телеграфу к омскому прокурору с просьбой выслать сына к нему на поруки. Прокурор на телеграмме Владимира Яковлевича наложил резолюцию: «Сын арестован по политическому делу, освобождению не подлежит».
Валериана Владимировича часто посещали его младшие сестры, обучавшиеся в то время в Омской женской гимназии. Приход сестер очень радовал его. Он шутил с ними, был весел. Но сестры, наоборот, были печальны. Их удручала тюремная обстановка, им жаль было своего брата. Куйбышев пытался успокоить сестер, уверял, что жить можно и в тюрьме, что он не раскаивается, что впереди у него опять свобода и любимая работа. Но все было напрасно. И глубоко огорченные девочки в слезах расставались с братом.
Однажды, возвратившись из тюрьмы, под влиянием тяжелых впечатлений, сестры сочинили грустное стихотворение об узнике и при следующем свидании показали Валериану Владимировичу. Он прочел, нахмурился, затем перечеркнул стихи и, подумав, что-то сверху написал.
— Вы не сердитесь… Ваши стихи плохие, — промолвил он с доброй усмешкой, возвращая листок.
А сестры, сконфуженные, заглянули в листок и прочли написанное братом:
«Безумству храбрых поем мы славу!»
Потом сестры узнали, что эти слова Валериан Владимирович выписал из «Песни о Соколе» М. Горького. Они разыскали эту «Песню», прочли и были взволнованы яркостью образов и страстным призывом к борьбе. Девочкам стало после этого легче, и они уже не так страдали за брата, гордясь его мужеством и стойкостью.
Как-то во время свидания Валериан Владимирович сообщил сестрам, что его скоро будет судить военно-окружной суд, и просил послать телеграмму родителям.
— Может быть, папа приедет, — пояснил он.
Сестры очень встревожились и долго советовались, как составить телеграмму. Наконец написали:
«Валериан арестован и предан военно-полевому суду».
По неопытности они перепутали и вместо «военно-окружному» написали «военно-полевому». А в этом была существенная разница. Военно-полевой суд мог приговорить к смертной казни.