Валерий Брюсов. Будь мрамором

Наступило и личное охлаждение со стороны Брюсова, которое актриса, судя по ее письмам, тяжело переживала: «Нежно прошу твою память не отнимать у тебя ничего» (15 января 1909 года); «Сейчас во всем мире один мне нужен — ты. Не ты — твои глаза, которые выслушают меня, пусть молча. Ты придешь, услышишь слово и уйдешь. Ты — поэт почуешь большое этой минуты для меня, для главного во мне. Я жду» (17 января); «Ты должен дать новую боль моим ранам. Ты должен взять себе мою улыбку» (18 января). На свидание Брюсов пришел, но возврата к прежним отношениям не было. «Волны безумия, плеснувшие было в берег души, почти мгновенно откатились вспять», — известил он Петровскую 8 ноября 1908 года. Отношения порвались, однако трагическая смерть Комиссаржевской 10 февраля 1910 года от черной оспы в Ташкенте больно ударила по нему. Он простился стихами с великой актрисой:

Рыцарь суровый, над телом погибшей и руки ломай,
        и рыдай!
Верим мы все, что открыт Мелизанде желанный и
        радостный рай.

И с бывшей возлюбленной:

На краткий миг, но были мы слиты,
Твой поцелуй был трижды драгоценен…

Театр был связан для Брюсова не только с Комиссаржевской. Осенью 1908 года он опубликовал в «Весах» еще один драматический опыт — перевод трагедии Верхарна «Елена Спартанская», сделанный с рукописи; в конце января 1909 года появилось отдельное издание^{36}. На сей раз Валерия Яковлевича больше волновала литературная, а не театральная, сторона дела. «В подлиннике, — отметил он в предисловии, — „Елена Спартанская“ написана рифмованными стихами. […] Для передачи трагедии на русский язык я выбрал белый стих, преимущественно пятистопный ямб. На это я решился прежде всего из желания дать перевод более точный, чем то возможно при рифмованных стихах». Не вдаваясь в оценку работы Брюсова-переводчика, укажу, что в 1920 году он перевел драму Ромена Роллана «Лилюли», написанную ритмизованной прозой, белым пятистопным ямбом, объяснив Иоанне Матвеевне, что «стихами переводить легче и интереснее»^{37}.

Неудачи «Мелизанды» и «Франчески» на время отвратили Брюсова от сцены, но в конце апреля 1911 года Южин предложил ему перевести для Малого театра «шекспировскую» трагедию Оскара Уайльда «Герцогиня Падуанская». Валерий Яковлевич согласился, договорившись о ее издании в популярной серии «Универсальная библиотека» Владимира Антика. В 1911–1918 годах там же вышли три издания «Избранных стихов» Брюсова, по два издания повестей «Обручение Даши» и «Рея Сильвия» (вместе с рассказом «Элули, сын Элули»), переводов из Верхарна, «Герцогини Падуанской» и «Баллады Редингской тюрьмы» Уайльда. 15 сентября 1911 года перевод пьесы был послан Южину в рукописи, а 8 октября, уже в корректуре, влиятельному чиновнику Главного управления по делам печати Николаю Дризену, чтобы облегчить его прохождение через драматическую цензуру. В течение недели трагедия была дозволена к представлению «за выпуском двух стихов, вернее — одного стиха и одной ремарки», как сообщил Брюсов Южину 14 октября. «Сознаюсь, что я ожидал большего количества красных чернил», — писал он в тот же день Дризену^{38}. В конце октября пьеса вышла отдельной книгой и 15 февраля 1912 года была поставлена на сцене Малого театра учеником Ленского Сергеем Айдаровым с Екатериной Рощиной-Инсаровой в главной роли. Успех спектакля критика оценила как «средний» (в течение года пьеса выдержала 17 представлений). Рощину-Инсарову, мастерски воплощавшую «изломанные» и «надрывные» образы современных женщин, упрекали в «опрощении» трагической героини, не соответствовавшей ее амплуа, а Брюсова — в небрежности перевода, хотя позднее его работа получила высокую оценку^{39}.

Впервые за много лет Валерий Яковлевич сам вышел на сцену 8 апреля 1912 года, когда в Литературно-художественном кружке по инициативе журнала «Рампа и жизнь» в пользу голодающих силами литераторов был представлен «Ревизор». К эпизодической роли Коробкина Брюсов отнесся ответственно и, по воспоминаниям Сергея Кара-Мурзы, «до начала репетиции все волновался по поводу редакции комедии, спрашивал по какому же тексту будем играть, по первому варианту или по щепкинской рукописи», то есть с «Развязкой Ревизора» или без нее. «Бремя участия в спектакле, — заметил Эфрос, — никого так не давило, как московского поэта. На лице явственно читалось: „И кой черт понес меня на эту галеру!“». Зал был полон лишь наполовину, но деньги собрали. На банкете после спектакля чествовали актера Малого театра Николая Падарина — Городничего, единственного профессионала среди участников: Брюсов поднес ему венок и поблагодарил за руководство «труппой» Кружка^{40}.

3