Тем временем в Петербурге, где находится дом Валерия, ожидалась премьера свежей постановки оперы «Борис Годунов», которая сначала игралась на сцене театра Ла Скала, а теперь – на сцене Мариинского театра. Это была совершенно новая интерпретация старого произведения. Среди солистов были воспитанные Валерием молодые певцы. В этой постановке действие разворачивалось не на Руси, а в некотором абстрактном месте, а эмоции персонажей передавались при помощи особой светотехники. Стоит ли говорить, что и руководство молодыми артистами, и переезд спектакля на другую сцену отнюдь не были простыми задачами.
В театре было множество молодых людей, которые просто мечтали работать под началом Гергиева. Весь день от рассвета до заката у него уходил на прослушивание кандидатов, а глубоким вечером ждала звукозапись. Человеку, обладающему заурядной силой – как физической, так и моральной, – подобный график не по плечу. Как говорит сам Валерий, он выполняет такой невообразимый объем работы за счет энергии, которую дает ему «невидимая длань».
Он пригласил нас к себе домой, но разве возможно при таком расписании еще и гостей принимать? Когда Харада-сан узнал, что Гергиев вертится, как белка в колесе, на его лице появилось выражение, точно говорившее: «Да, Кобаяси-сан, поторопился ты с походом в гости…» Но маэстро сдержал обещание. Он пригласил нас к себе на ужин в перерыве между репетицией «Бориса Годунова» и ночными звукозаписями. Слову этого человека можно доверять.
Его апартаменты находились прямо по соседству с Эрмитажем, на улице, протянувшейся вдоль Невы. Тут же поблизости был дом виолончелиста Ростроповича. Гергиев жил в роскошном особняке. Его новая квартира находилась на последних двух этажах – шестом и седьмом. Кстати, в Петербурге существуют жесткие ограничения на строительство высотных зданий.
Нас встретила жена Наташа, мама Тамара Тимофеевна, а также сестра Светлана вместе с семейством. Я уже и прежде писал, что для осетин чрезвычайно важны кровные и этнические связи.
– Валерий пока еще в театре. Но вы проходите, пожалуйста, сюда, – с этими словами нас проводили в его фонотеку.
В этой комнате, расположенной в пролете между этажами, были деревянные полы без единого коврика, два рояля, а стена возле окна была увешана почетными трофеями, которые маэстро привез со всего света. Нас же больше всего заинтересовала аудиотехника, которая сразу же бросалась в глаза, так как в комнате она была повсюду. По периметру стояло пять динамиков и низкочастотных репродукторов фирмы Nautilus. И, конечно же, проигрыватель для Super Audio CD фирмы Sony.
У стены напротив главного динамика располагался диван: не слишком мягкий, но и не слишком жесткий – как раз то, что нужно для прослушивания музыки. Вернувшись из театра, Гергиев сел на этот диван.
Как вы уже знаете, во взгляде маэстро есть одна особенность: когда он смотрит на тебя своими неподвижными зрачками, ты точно оказываешься под действием магии. Его большие глаза словно перекликались с двумя динамиками, в середине каждого из которых было по большому отверстию – разве не идеальная композиция?
Оба моих спутника всем своим видом показывали, какое впечатление произвел на них Гергиев своим появлением. Но Валерию явно было не до этого. Желая направить разговор в нужное нам русло, я без обиняков задал ему вопрос:
– Маэстро, а ведь ваша прекрасная музыка тоже не вечна, не правда ли?
– Конечно, первоклассное исполнение хочется записать при помощи первоклассных технологий. Особенно трудно с оперой: заставить большого солиста петь на пределе своих возможностей практически невозможно. Но попытаться хочется. Сейчас появились новые технологии, которые позволяют делать записи весьма высокого качества. Я внимательно слежу за тем, что происходит в мире аудиотехники.
Впервые мне довелось услышать Super Audio два года назад, и я сразу понял, что хочу себе такую систему. С моим оркестром мы записываем одно и то же произведение в разных залах, у каждого из которых есть свои особенности. Было бы крайне интересно провести эксперимент, чтобы узнать, насколько эти особенности можно воспроизвести.
Когда Мори-сан заговорил о том, что Караян, интересовавшийся новыми технологиями звукозаписи, оказал большое влияние на распространение CD, маэстро увлеченно продолжил:
– Крайне важно, чтобы акустика в зале была сбалансированной. Иногда бывает слишком большое эхо. А бывает, напротив, сухой, необъемный звук, который тут же улетучивается, но именно в таких залах можно расслышать мельчайшие детали в игре оркестра. Любопытно было бы в рамках эксперимента записать как раз сухой звук, чтобы передать музыку во всех ее подробностях.
Я впервые узнал, что у залов с плохой акустикой есть такая любопытная особенность.