Сейчас выступления Метрополитен-оперы стали транслироваться широкой публике в кинотеатрах по всему миру. Теперь можно не просто слушать оперу, но и посмотреть на невидимую прежде сторону, начиная с того, как поворачивается сцена между актами, заканчивая интервью с исполнителями и дирижерами. Мельком показывают даже гримерную примы. Благодаря всему этому к опере начинаешь относиться как к чему-то очень близкому. Флеминг не только поет на сцене, но во время прямой трансляции в антракте исполняет роль ведущей, что стирает расстояние между певицей и публикой.
О том, как высоко ценит ее Гергиев, говорит хотя бы тот факт, что на гала-концерте в Мариинском театре, посвященном трехсотлетию Санкт-Петербурга в 2003 году, она была единственной приглашенной зарубежной певицей.
На торжественном концерте собрались высокопоставленные гости со всего мира: президент США Джордж Буш, премьер-министр Великобритании Тони Блэр, президент Франции Жак Ширак, федеральный канцлер ФРГ Герхард Шрёдер, премьер-министр Японии Дзюнъитиро Коидзуми. Гергиев поручил Рене Флеминг известнейшую арию Татьяны из оперы П. И. Чайковского «Евгений Онегин», кульминационную сцену письма. Разумеется, на русском языке. Флеминг блестяще справилась со своей задачей.
Через год она выпустила автобиографию. Я читал ее в переводе на японский язык и был поражен. В книге были описаны те трудности, которые пришлось преодолеть Флеминг. Одна из них – освоение русского языка. Ведь из русских слов она знала прежде только «да» и «спасибо». А теперь ей предстояло под руководством Гергиева исполнить известнейшую арию продолжительностью в три с половиной минуты на русском языке.
Как и говорит Анна Нетребко, когда Гергиев обращает на тебя внимание, приходится прыгать выше головы, чтобы ответить на его ожидания. Автобиография Рене Флеминг начинается с рассказа о сложностях, но по ходу повествования она описывает несомненные преимущества работы с русским дирижером, осыпая Гергиева похвалами.
И особенно в последней главе, которая начинается со следующих строк.
«Я благодарна судьбе за совместную работу с Валерием Гергиевым. Оркестр под его управлением всегда звучит как-то зрело, мужественно, что заставляет петь более страстно, а это, в свою очередь, вдохновляет дирижера. Он уделяет огромное внимание ритму. (…)
Мне не нужно постоянно смотреть на него: Гергиев выделяет фразу, я это слышу и сразу понимаю, что если хочу поспеть за оркестром, следующие две фразы нужно спеть быстрее и с большим напором. Благодаря такому редкому взаимопониманию возникает ощущение, будто исполняешь «Травиату» впервые в жизни» (Рене Флеминг, «Внутренний голос». Перевод на японский Хироко Накамура, Сюндзюся, 2006 год).
Флеминг подчеркивает, что работа с Гергиевым особенная, а затем, к моему удивлению, приводит слова Леонарда Бернстайна. «Леонард Бернстайн говорил, что дирижер занимается любовью с сотней человек одновременно».
И вот здесь опять Гергиев стоит рядом с Бернстайном.
И завершается глава словами: «Я продолжу расширять свой репертуар, выступлю с новыми оперными и концертными премьерами».
Словно бы в словах Рене Флеминг слышишь и голос Валерия Гергиева.
Человек, который бурлит энергией, когда видит сложные задачи
До сих пор я не могу избавиться от чувства удивления, когда вспоминаю слова Анны Нетребко о Гергиеве, как о «человеке, который бурлит энергией, когда видит сложные задачи». Ведь это именно то, что я чувствую, общаясь с этим человеком больше четверти века. Анна сказала эти слова, когда ей было всего двадцать с небольшим лет, что говорит о ее необыкновенной проницательности и силе слова в юные годы.
Когда я думаю о том, что привлекает слушателей в Анне Нетребко, мне кажется, что это ее человеческая проницательность, которой она обладает с молодости. Эта проницательность живет и в ее пении, и в ее исполнительском мастерстве. Мне бы хотелось спросить у нее, что она при нашей первой встрече подумала тогда о журналисте, который взял у нее интервью и сфотографировался с ней, словно бы именно он, а не она является центральным персонажем. Хотя не уверен, что она до сих пор об этом помнит… Анна говорила о сложной работе, с которой сталкивался Гергиев, но мне кажется, что он сам ставит перед собой сложные задачи. К числу таких задач относится и его заявление о постановке в кратчайшие сроки четырех русских опер сразу же после вступления в должность художественного руководителя Мариинского театра, и проект строительства Концертного зала и новой сцены Мариинского театра. То, с каким энтузиазмом он отправляется в гастроли по всему миру, представлять и продавать новые оперы зрителям, выходит за пределы работы обычного дирижера. Ту «сложную работу», о которой столь проницательно говорила Анна, он создает себе сам.