Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

Певец заинтересованно вскинул голову, протянул ром и сел рядом.

– Уехать…, – обида на Леонидова исчезла. И этому тут, видимо, житья не дают. – Я тоже раньше думал. Продать квартиру, собраться…

– Так поехали! Ободзинский! Там же совсем другие возможности! Раскрутим тебя. Певец с таким уровнем, как ты…

– С ума сошли? Речи быть не может! – влетела Неля из кухни. – Мы там никому не нужны, Паша! Там своего добра хоть отбавляй! Валера!

Павел осушил бокал. Валера примирительно объяснил:

– Нелюш, ты не поняла. Я никуда и не собираюсь. Едет Паша. Потому библиотеку свою хочет пока нам оставить. Туда ж провезти нереально!

Леонидов пренебрежительно фыркнул на Ободзинского. Неля испепеляла взглядом:

– Валера, обратно не пустят. Мы никогда не увидим родителей. Никогда. Ты это понимаешь вообще!

Резко развернувшись, она засеменила на кухню, продолжая причитать.

– Это что ты сказал про библиотеку? – зашептал Леонидов.

– Продай книги! Ты все равно не увезешь их. Не дадут. Останешься и без денег, и без книг.

Павел, упершись подбородком в ладонь, пытливо смотрел на Валеру.

– Соглашайся, Паша. Никто тебе не заплатит, как я, – нажимал Валера, а сам шуршал мыслями. На сберкнижке у него может и не хватит на библиотеку. Но можно занять. Книги в дефиците. В любой момент их продать, в случае чего. Не слезет с Леонидова, измором возьмет.

– Вечером деньги – утром стулья. Да прямо сейчас! – Валера нарочно достал из кармана бумажки и зашелестел купюрами. Эту тысячу он еще не успел положить на сберкнижку.

Леонидов раздраженно выдохнул. Выпил еще пару бокалов. Озадаченно попрощавшись, он ушел. Из окна Валера провожал его угрюмую фигуру и знал: он возьмет!

Вечером позвонил Дербенев:

– Валер, ты чего делаешь?

– Обдумываю, как развести Леонидова на библиотеку. Чтоб подешевле сторговаться.

– Бросай это, – голос Дербенева был сама восторженность. – Я договорился с «Мелодией», нас на следующей неделе в худсовете ждут.

– Снизошли? – недоверчиво переспросил певец. Глаза загорелись. – А ведь говорил Зуперман: перейду в Росконцерт – и на лад пойдет!

– У нас с тобой столько шедевров впереди! Скоро мы к Зацепину идем, песни к фильму «Тайник у красных камней» писать.

Валера радоваться не спешил. Словно прислушивался, присматривался, острожно ступая по улице Станкевича. Дербенев ждал у дверей худсовета. Заметив Ободзинского, горячо пожал руку.

– Я не опоздал? – певец деловито глянул на часы и остановился рядом с поэтом.

– Как первоклассники стоим. Примут, не примут, – старался шутить Леонид, похаживая по коридору. Валера видел, что поэт нервничает, но не разделял. Напротив, готовился к очередному отвороту, находя в себе лишь снисходительную насмешливость к абсурдной реальности.

Когда прошли в кабинет, Александр Флярковский сел за рояль, Валера вступил с хрипотцой:

Твои глаза, как два тумана,
Как два прыжка из темноты…

Члены совета, сосредоточенные и серьезные, поглядели сурово.

– Товарищ Ободзинский, – прервал кто-то из жюристов. – Почему вы хрипите? Приболели? Давайте еще раз и без хрипоты.

– Приболел, – язвительно возразил певец.

– Ну так выздоравливайте и приходите! И Леонид Петрович, что со словами? Какие еще колокола в Советском Союзе? Исправить.

Дербенев вышел со студии злой, Валера иронизировал:

– Товарищи, почему вы хрипите? Уберите колокола! В Союзе не положено!

Ободзинского на худсовете больше не трогали, а вот Леониду Петровичу пришлось три раза текст приводить в порядок, чтобы стал угоден. И снова начались записи в студии.

Валера приходил и без репетиции объявлял начинать. Звукорежиссеры и музыканты смотрели косо:

– Надо хоть пару дублей сперва сделать…

Певец хватался за пиджак и направлялся на выход:

– У меня в день по три концерта. Мне некогда репетировать.

Ему уступали и с первой же записи певец сражал чувствами, эмоцией, голосом. И, не слушая восхищенных ахов, спешил дальше.

Зуперман, будучи администратором, искал для певца варианты гастролей, согласовывал с Росконцертом и, отстегнув им энную сумму, выбирал график по усмотрению Ободзинского.

Апрельским утром на Грайвороновской Фима загадочно поднял бровь. Дымя в форточку сигаретой, прикуренной от предыдущей, он как бы между прочим проговорил:

– Валер, тебе б «заслуженного» cделать. Сразу ставку поднимут, отношения добьемся.

– Да кто ж спорит? Я только «за»… – равнодушно развел руками Валера.

Фима сделал одобрительный жест, отогнув большой палец:

– Во! Будешь на первых порах заслуженным Марийской Республики.

– О! Это было бы прекрасно! – залучилась Неля. – Может, тогда и в Москве…

– Мне и без Москвы хорошо, – оборвал Валера. – Зачем говоришь при ней такие вещи? Она же всему верит.

– Так я серьезно. У меня хороший товарищ Толя Кибрик знаком с Женей Зотовым, мэром Йошкар-Олы. Обещал свести с ним.

– И чем мне это грозит? – скептически уставился на него певец.

– Уже не еврей и не просто солист из оркестра Лундстрема, а заслуженный артист – мариец!

– А тем мартом год назад концерт в Москве сняли! – гневно припомнил Валера.

– Значит, концерт будет двумя годами позже!