Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– Этот гражданин, говорят, портной со стажем, – проговорил Фима.

Расспросив про размер, фасон и про желаемую длину шубы, скорняк удалился.

– А вообще, несите самое лучшее! – прикрикнул ему вслед Валерий и быстро пересчитал деньги. Ровно три тысячи. Его женщина должна носить то, чего нет ни у кого в мире!

Вернулся старикашка в сопровождении мужчины лет тридцати. Они принесли несколько шубок, встряхнули их и разложили меха на железной лавке. Три пары глаз устремились на Ободзинского.

Взгляд богатого покупателя в тот же миг выцепил черное норковое манто в пол с развевающимися фаландами, что меховщик не положил, как все на лавку, но держал на руках. Сколько же тут валюты… Даже при тусклом свете мех играл бликами.

– Вы говорили, чуть ниже колен, – исподлобья объяснил скорняк и протянул черную шубу. – Но я на всякий случай принес показать и эту.

Валера провел по гладкой пушистой шкурке, щекоча ладонь, и довольный обратился к Зуперману:

– Голодные москвички головы свернут, когда моя Неля пойдет по улицам Москвы.

– Сколько? – раззадорился певец.

– Четыре с полтиной.

Ободзинский прошелся по небольшой тусклой прохладной комнате. В наступившей тишине отчетливо слышался гул ветра с улицы. И тяжелое частое дыхание старикашки.

– Я могу внести предоплату? Завтра будут остальные. – Валера ловко стукнул по лавке приготовленными тремя тысячами.

Когда вышли на двор, шутливо взялся за голову и заголосил:

– Отдать такую сумму в раз! Осталось новую квартиру купить. Для полного счастья.

– А что? Кобзон кстати берет в новом доме, на проспекте Мира. Могу спросить про тебя.

– Кооператив? – Валера сгреб снег, с удовольствием разминая его пальцами. Вспомнилась юность. Французский бульвар. С каким благоговением еще мальчишкой он переступил порог дома Олега. Сплошь антиквариат, люстры, буфеты, гора пластинок, упакованные в конверты. И конечно же миньон Коула. Теперь ему понадобится дорогой дом! Ремонт устроить серьезный. Сделать бар на заказ, как у Лили Ивановой. Встречаться с разными шишами, угощать. Вот тебе и связи!

Следующим утром певец собрал музыкантов у себя:

– Мужики, выручайте. На норку жене не хватает. Могу я вам суточные до конца недели не выдавать?

– Без проблем! – в унисон закивали те.

– А она не побоится норку надеть? – подозрительно прищурился Алов. – У нас же… как обычно? Стараются победнее одеться, чтоб не дай бог не украли.

– Кто? Неля?

– Ну да, о чем я? – стукнул себя по лбу конферансье. – Жена Мао даже не додумается о таком…

– Жена кого? – ожесточенно оборвал Ободзинский. – Твой номер шестнадцатый, Борис. Жди, когда вызовут.

Ободзинский нарочно не предупредил жену о возвращении. Потихоньку открыв дверь на Грайвороновской и бросив сумки в коридоре, он на цыпочках прокрался в кухню. Нелюша в джинсах и длинной кофте с укороченными рукавами мыла посуду. О чем-то думая, она улыбалась. Валера неслышно подошел сзади и легонько набросил на ее плечи норковое манто. Вскрикнув от неожиданности, она развернулась. Валера едва успел удержать шубу на ее плечах. Через мгновение испуг жены сменился недоумением. Она посмотрел на Валеру, на себя и обмерла:

– Валера… Ну… ты…

– Только не реветь! Идем к зеркалу. Снегурочка ты моя! – Взяв Нелюшу за руку, он утянул ее в спальню, и двое с вниманием и ликованием уставились в высокое зеркало.

– У Нелюши белые лапуши, – вспомнила она Костромскую филармонию и «Книжку сказок» Валерия Ивановича и зачарованно перевела взгляд на Валеру. – Неужели ты настолько любишь меня?..

В преддверии нового, тысяча девятьсот семьдесят четвертого года, в новом одеянии Неля блаженно вышагивала по тротуару. Мрачное зимнее небо спустилось так близко, что, несмотря на вечернее время, казалось, на дворе уже глубокая ночь. Фонари в белых мундирах освещали помпезные и в то же время уютные особняки шумной улицы. Старый Арбат укутался роскошной узорчатой шалью и дышал полной грудью настоящей морозной зимой. После первых метелей все стихло. Словно перед новой бурей природа тревожно затаилась.

Валера во французской дубленке шел рядом с Нелюшей и оценивающе глазел, как царская шуба колышется при ходьбе.

Праздновали в театре Вахтангова. Ободзинские припарковались в начале улицы. Их променад до театра сопровождался под аккомпанемент шепота и восклицаний прохожих, которые оборачивались, с любопытством разглядывая эффектную пару. Шуба вызывала возбуждение. Кто-то мечтательно провожал их глазами, кто-то завистливо бросал: честные женщины такое не носят.

Вот бы посмотрели сейчас на его жену одесские друганы. Тоже челюсти бы отвисли!

Вспомнив, что Валера идет не по Малой Арнаутской и не по Донецку, а по Арбату, в театр, где соберется московская элита, певец замедлился. Впишутся ли они в этот круг?

Непроизвольно дернув подбородок вверх и вынув из кармана руку, он пошел размеренно и гордо:

– Тебе нужно немного похудеть. Чтобы норка лучше смотрелась, – наставляюще проговорил Неле.

Жена посмотрела расстроенно:

– Тебе я или шуба важна? – Она ускорила шаг. Валера хотел сказать ей, что, конечно, она, но вместо этого вырвалось досадное: