Валерий Ободзинский. Цунами советской эстрады

– Я все давно решил, – фальшиво, заискивающе улыбнулся Ободзинский и оторопел: он ведь собирался сказать совсем другое…

– Мне этого не видно, – немного надменно разъяснил композитор.

И Валера снова приехал на Алексеевскую. Что сказать Дербеневу? Что хочет записывать альбом? Что с Богословским надежно? Что устал бороться и хочет просто жить?

Отсидевшись на лавке в соседнем дворе, решился. Последний рывок – и новая жизнь. Поедет в Юрмалу. Отдохнет. Приведет себя в чувства. Все наладится.

Поднялся на этаж, остановился перед дверью. И позвонил. Послышались шаги и звук открывающегося замка. Дверь распахнул Леонид.

– Валерка, заходи! – в пестрой рубашке, с выразительной, широкой улыбкой, поэт засуетился возле Валеры. Из комнаты вышла встретить певца и жена Дербенева – Вера.

– Я по делу. Поговорить, – сразу предупредил Валера.

– Пошли, чаю попьешь.

Ободзинский с легкой усмешкой оглядел их, вообразив, как они посмотрят на него, когда он скажет.

– Как доехал? На улице сегодня жара такая, все окна пооткрывали. Ты машину-то где поставил?

– Да тут, рядом с домом. – Валера прошел в ванну и, пока мыл руки, глядел на себя в зеркало.

– Ну и свинья же ты, Ободзинский, – проговорил с каким-то удовольствием.

В кухне неловко присел у стола против Лени. Вера готовила чай. Лучше сразу и без чая. Что ж, иногда приходится и свиньей быть.

– Лень. Ты не обижайся на меня. Но я твои песни больше петь не буду, – выпалил разом.

– Как? Валер… С ума сошел? – Дербенев ошарашенно уставился на певца. – У нас же с тобой только дела пошли, Валера! Ты чего?

– Понимаешь, ну мне не разрешают их петь, потому что ты не член союза. Я сам, тоже знаешь, никакой певец по образованию.

– И что? – эмоционально воскликнул Леня. – Да кто они такие вообще, кто тебе не разрешает?

– В общем… Мне с маститыми предложили записать пластинку. Я не буду называть имен, – твердо, даже бесчувственно проговорил певец.

– Валерка, ты понимаешь… это пустое. Ну, не надо так. Не делай этого, прошу тебя, не соглашайся!

– Лень! А что мне делать? Вообще не петь, что ли? Мне либо пой Тютькина, члена союза, либо не пой вообще! Что мне-то делать!

Дербенев огорченно нахмурился.

– Хочешь, чтоб я все бросил? Чтоб я не пел? Дома сидел? – нападал Валера, защищаясь.

Но Леонид молча глядел в сторону.

– Хорошо, Валер! – Дербенев поднялся. – Не будешь со мной записываться – не надо! Но я тебя уверяю, через полгода сам приползешь. И тогда делай, что хочешь, а я тебе больше никогда! Писать ничего. Не буду!

С мыслью «ну вот и отлично», Валера заторопился к дверям. На улице выдохнул.

Накрапывал дождь. Духота сдавливала воздух. Даже не заметил, как пролетела весна. Остановиться, разобраться в себе. Он просто запутался. Время! Вот чего ему не хватает! Ободзинский отдохнет и все для себя решит окончательно: с кем он, куда и как.

Стараясь себя приободрить, певец широко потянулся. Как же чудесно вокруг!

На улице вовсю хозяйничал молодой красавец июнь. Задиристо расправив плечи, он красовался бархатным воротником тополей, изящно обмахивался нежными резными листьями клена. Надушившись запахом сирени, источал невероятные ароматы, которые забирались в самые укромные уголки подвала, вытаскивая оттуда драчливых рыжих котов. Щебетали птицы, распушились растения, шуршали на ветках насекомые. Целыми стаями из переулка в переулок шастали кобели, увязавшись за неприметной дворовой сукой. Не отставали коты, уже порядком потрепанные после весенней битвы за любовь, они воровато шныряли по закоулкам. Лишь иногда останавливаясь с тем, чтобы перевести дух, и любопытно сверкали глазищами на молодежь, запевающую в сотый раз под гитару «Об ла ди, об ла да».

Семья Ободзинских энергично собиралась в заслуженный отпуск. Анжелика еще за месяц до отъезда принялась сноровисто укладывать нужные игрушки, миниатюрную лаковую сумочку, точь-в-точь, как у мамы. Примеряя сумочку, она крутилась и кокетливо улыбалась отражению в зеркале. А чтоб никто не забыл о назначенной дате, взялась отсчитывать дни, ежедневно отрывая листы из календарного блокнота, висевшего на стене под оранжевой лампой.

Наконец-то Валера посвятит себя семье. Никаких концертов. Только море, пляж и его девчата.

Ободзинские выехали затемно и встретили рассвет в поле, когда остановились на перекус, устроив пиршество прямо на траве.

Однако в Юрмале думать ни о чем не хотелось. Валере не нравилось все: от отношения официантов до еды и погоды. Последней каплей стала прогулка третьего дня с женой и дочерью по пляжу.

– Анжелика! Лови-ка воланчик! – Валера взмахнул ракеткой – и белый волан улетел ввысь, утопая в солнечном свете. Дочурка, забавно щурясь, размахивала ракеткой, силясь поймать подачу папы. Ее маленькие пухленькие ручки покрылись легким загаром. Подняв с песка волан и легонько отряхнув, она подбросила его за хвостик и дала промаху, принявшись почесывать спину.

Неля тепло улыбалась, глядя на прыгающую дочь и на энергичного мужа.